Джонни Тремейн

Убедившись в том, что они у него есть, она хмыкнула и приказала девушке обслужить «маленького джентльмена». Девушка была немногим старше Циллы. Она не могла удержаться от смеха, принимая его заказ. Пять голубей, по три пирожных каждого сорта, заливное из угрей — так как она сообщила ему, что это было фирменное блюдо, — и «пьяный поп» — белая плетёная булка, запечённая в масле. Порцию кофе и такую же — шоколада. Кроме того, всякий раз, как Джонни видел, что на кухне готовится какое-то блюдо для посетителя парадной комнаты, он кричал, чтобы ему дали «того же», и официантка снова хихикала и со смехом несла ему новое кушанье.

В одном ему всё же пришлось разочароваться. Его всегда особенно привлекал запах кофе. И он никак не ожидал, что этот напиток окажется таким горьким. Зато шоколад превзошёл его ожидания.

Когда же пришла пора расплачиваться, он с грустью убедился, что, для того чтобы набить желудок, пришлось истратить довольно много денег. «Котёнок» уже давно перестал грызть его внутренности. «Теперь я словно ньюфаундленда проглотил, и он внутри меня издох».

До чего же глупо! Он вдруг подумал о Рэбе. Рэб ни за что не позволил бы себе так распуститься. И вот впервые, стоя в выложенном булыжником дворике харчевни, он вдруг понял, что маленькое здание, видневшееся за конюшнями «Чёрной королевы», и было типографией «Бостонского наблюдателя», которая выходила фасадом на Солёную улицу. Он хотел было пробраться туда задами и навестить этого Рэба, но тут же одумался. Когда-нибудь он к нему явится, но только как к другу, как равный к равному, а не нищим. А сейчас — нет!

Он решил купить себе башмаки. Те, что были на нём, шлёпали на ходу. Пальцы ног вылезали наружу, и ему совсем не понравилось, что Джеху назвал его «мальчиком в драных башмаках».

Шагая от сапожника и скрипя новыми башмаками, он вдруг увидел уличного торговца, везущего вдоль Корнхилл тачку с круглыми лимонами — лаймами.

— Лимоны — лаймы! Кому лимоны?

Больше всего на свете любила Исанна маленькие круглые лимоны — лаймы, но они были слишком дороги, и миссис Лепэм не покупала их. Иногда лишь какой-нибудь матрос, прибывший из Индии, или владелец склада дарил ей лайм, и она была готова обнять и поцеловать его за это.

Джонни набил карманы куртки и штанов лаймами.

Теперь что-нибудь для Циллы. Серая лошадка, золотое ожерелье, парусная лодочка — пока с этим придётся подождать. Он зашёл в писчебумажную лавку. Там он увидел книгу с чудесными картинками, изображающими великомучеников, умирающих в страшных терзаниях, но с молитвой на устах. Джонни взглянул на текст. Такую книжку ей нетрудно будет прочитать с его помощью. Затем он купил ей цветные мелки и недобрым словом помянул проглоченных голубей: на бумагу уже денег не хватило.

Новые башмаки пришлись впору. «Ньюфаундленд» — жилец хоть и более весомый, чем «котёнок», но не такой беспокойный. Карманы Джонни были набиты роскошными подарками. Он шёл и посвистывал. Ему не терпелось поскорее рассказать Лепэмам о своей встрече с мистером Хэнкоком.

Женщины весь тот день чистили яблоки и нанизывали их на верёвочку, чтобы засушить на зиму. Сама миссис Лепэм и та казалась утомлённой, и появление бездельника-подмастерья, впервые за последние два месяца почувствовавшего себя счастливым, вызвало у неё досаду. А тут ещё она увидела, что на нём новые башмаки.

— Джонни Тремейн! — вскричала она. — Что ты натворил?

— Я?!

— Ах ты, негодный мальчишка! Я так и знала, что ты навлечёшь позор на дом наш!

Он ничего не понимал.

— Башмаки! — зарычала она. — Честным путём ты их не мог добыть. Ты за воровство принялся? Я скажу хозяину. Он позовёт констебля, и попробуй тогда скрыть, где ты их взял! День ото дня ты становишься всё хуже! Тебя побьют плетьми и посадят в колодки. Ты попадёшь в тюрьму! Ты кончишь на виселице!

Он не мешал ей браниться и трясти дряблыми своими щеками. Когда же она бросилась вон из комнаты, Медж и Доркас воспользовались случаем, чтобы улизнуть хоть ненадолго из дома. С самого полдня Фритцел-младший, дубильщик, стоял на улице, поджидая одну из них. Фритцел-младший был признанным женихом, но никто на знал, к которой из них он сватается, к Медж или Доркас. Миссис Лепэм не знала. Девицы не знали. Казалось, сам Фритцел-младший толком не знает. Сейчас они обе, Медж и Доркас, рвались на улицу, чтобы заняться им. Каждая понимала, что, если ей не посчастливится стать миссис Фритцел, ей неминуемо придётся сделаться миссис Твиди.

Джонни подошёл к Цилле и Исанне; пока их матушка обвиняла его в воровстве, они жались в уголку на лавке, как два испуганных зверька. Он улыбнулся, и они улыбнулись в ответ. Он был счастлив, что принёс им подарки, и даже позабыл на время о своих невзгодах.

Цилла сказала счастливым голосом:

— Я знаю, что ты не вор.

— Разумеется, нет. Смотри же, что я тебе принёс… вот тебе мелки.

Он выложил их на стол.

— Мне?

— И ещё книжку с картинками. Смотри, Цилла, тут шрифт такой хороший, ты живо выучишься читать.