Джонни Тремейн

— Так, царапина, сэр.

— Всё же обратитесь к врачам. Они вон тот дом преобразовали в госпиталь.

— Другим пришлось хуже. Я подожду, пока тяжёлым не окажут помощь.

— Молодец! Как там дела?

— Скверно, сэр.

— Неужели эти проклятые янки умеют стрелять?

Джонни много в своё время околачивался среди английских солдат и знал, что на такой вопрос следует отвечать длинной цепью ругательств.

Офицер рассмеялся и пошёл дальше по пристани.

Джонни знал, что, хотя, кроме докторов, никого из населения на пристань не пускали, немного поодаль, в темноте, стоит ликующая толпа. Никто ничего не говорил. Просто смотрели. Вдруг кто-то начал насвистывать песенку, кто-то другой подхватил мотив, за ним ещё и ещё. Свист звучал пронзительно, как флейта. Пророческая фраза, которая была утром у всех на устах, оказывается, запомнилась: «С утра они маршируют под «Янки Дудл», как бы к ночи не заплясали!»

«Янки Дудл» заполнил темноту, как пронзительное весеннее кваканье лягушек на чёрных болотах.

Ещё четыре лодки причалили. Джонни осмелился выйти на пристань, но старался придерживаться тени. Новая партия раненых. Неужели это те самые люди, которые утром выступали так уверенно! Грязные, растерзанные, измученные, в лохмотьях и ссадинах. Лица искажены усталостью и болью.

Иные корчились и громко стонали. Первые две лодки были полны рядовыми солдатами. Их погрузили, и теперь сбрасывали на берег, как брёвна. Большая часть из них была трогательно терпелива, но Джонни видел, как офицер ударил солдата, который кричал от боли.

Джонни стиснул кулаки. «Вот об этом говорил Джеймс Отис, — подумал он. — Мы и за это сражаемся. Если человек всего лишь рядовой солдат, значит, с ним можно обращаться, как с чурбаном?»

Скрипя уключинами, подъехала третья лодка, и Джонни услышал, как кто-то сказал:

— Полковник Смит.

В этой лодке находилось всего двое раненых — это были офицеры. Нелегко было поднять толстого полковника со дна шлюпки. Его перекатили на носилки и понесли в госпиталь. Пуля прострелила ему ногу. Джонни всегда видел полковника румяным от выпитого коньяка и преисполненным гордости за собственную персону и вверенных ему подчинённых. Сейчас он был жёлт, как воск, и весь обмяк, как проколотый пузырь.

Второй офицер выкарабкался из лодки без посторонней помощи. Свет факела внезапно озарил его смуглое молодое лицо со сжатыми губами, которые словно боялись пропустить стон боли. Одна рука на перевязи, повязка в крови. Рэб, о Рэб! Но нет, конечно, это был лейтенант Стрейнджер.

Джонни инстинктивно подался вперёд, чтобы помочь ему, так как все были заняты раненым полковником, и предоставили лейтенанта самому себе, но вовремя спохватился. Какая удивительная вещь — война! Ещё на прошлой неделе — да что там, вчера! — этот человек был чуть ли не другом его. Лейтенант Стрейнджер с трудом, преодолевая острую боль, зашагал к госпиталю.

Ещё лодка, ещё раненые. Джонни было тяжело на них смотреть. Серые, искривлённые губы. Запавшие глаза. «Уходить нельзя… Я должен тут оставаться и ловить случай, чтобы переправиться на тот берег».

Затем стали прибывать остатки войск полковника Смита. Целые сутки провели они в походе, по большей части под огнём. Не пили и не ели. Вылезая из лодок, солдаты успевали обменяться вопросами и ответами с теми, кто их встречал. Джонни, пожалуй, не мог бы сообщить доктору Уоррену точное число убитых и раненых среди англичан, но одно было ясно: сами англичане считали, что их потери были велики.

Последним из подначальных полковника Смита вернулся майор Питкерн. У него вид был бодрый и уверенный, как всегда. Нас побили — подумаешь! Старый морской пехотинец и не такое видывал. Когда он ступил на берег, солдаты, скучившиеся вокруг парома, вдруг приободрились.

— Мы им ещё покажем, майор! — закричали они. Он ухмыльнулся и задрал подбородок.

— Да, мы ещё подерёмся, — сказал он, — и, уж если в следующий раз мы не зададим этим… — Тут речь его перешла в отчаянную ругань, к которой он всегда прибегал, когда стремился передать своё мнение о противнике.

Солдаты так и загрохотали.

Джонни узнал, что большая часть бригады Перси остаётся в Чарлстоне, где расположится бивуаком на Маячном холме до утра. Он решил, что пришла пора действовать.

Возле одной из лодок матросы спорили, дуда приказано отправляться ночевать — на борт «Сомерсэта» или обратно в Чарлстон. Джонни побежал к ним:

— У меня поручение к графу Перси! — Он тяжело дышал от волнения, но можно было подумать, что он запыхался от бега. — Переправьте-ка меня туда поскорей, ребята.

— Пойди свистни своему генералу, — сказал один из них. — Свистни мамочке своей. Мы матросы, а не солдатня, понял?

— Тогда дайте мне вашу лодку…

— Не положено.

— Так ведь мне нужно как-нибудь переправиться — не вплавь же!

— Пойди спроси лейтенанта Свифта. Он у нас командир.

Подвергаться допросу офицера совсем не входило в планы Джонни.

— Ну, вы меня повезёте или нет?

— Без приказа никак, малютка.

— Что у вас тут такое? — спросил чей-то тихий голос.

Матросы отдали честь: