Джордано Бруно

Военные действия шли с переменным успехом. Генрих III счел за лучшее прислушаться к голосу «политиков», которые призывали к разумному компромиссу. Король решил опять выступить в роли миротворца. Он издал эдикт, возвращавший гугенотам признанные прежде вольности. Наступила передышка. Надолго ли?

В Париже с давних пор обосновалось много итальянцев. Екатерина Медичи, вдовствующая королева, подарившая французскому престолу трех законных монархов, была по отцу флорентийкой. К землякам она питала понятную слабость. При дворе им было раздолье. Если бы дело ограничивалось только лицедеями или учителями фехтования и верховой езды! Но итальянцы занимали многие важные должности, брали на откуп налоги, ворочали огромными суммами, беззастенчиво наживались на чужой беде. Король со своей хитрющей матушкой, жаждущие самовластья, хотят с помощью чужестранцев окончательно задавить французскую знать и установить порядки, как у турок! Настала пора резких антиитальянских выступлений.

Собираясь идти по дороге на Лион, Бруно разговорился в Шамбери с одним монахом итальянцем. Тот предупредил его, что сейчас во Франции нечего рассчитывать на радушный прием: чем дальше он пойдет, тем больше встретит неприязни.

Бруно решил направиться в Женеву. Там находилась высшая школа, притязавшая на особо важную роль в духовной жизни Европы. Женеву называли протестантским Римом. Кальвинисты на все лады расхваливали Женевскую академию как столп премудрости, В ней, мол, учат истинам, чистым от папистских извращений. Где еще, коль не тут, можно по-настоящему изучить взгляды сторонников реформации?

Джордано остановился в таверне. Его засыпали вопросами. Что он ищет в Женеве? Откуда прибыл? Чем намерен заняться? Это было не праздное любопытство. В городе осуществлялся строгий надзор за каждым приезжим. Бруно оказался в затруднительном положении. К кому обратиться за советом и помощью?

Признанным главой итальянских иммигрантов был Джан Галеаццо ди Вико. «Синьор маркиз», родом из Неаполитанского королевства, прожил в Женеве без малого тридцать лет и с удовольствием встречал земляков. Бруно рассказал о себе: он бежал из монастыря и навсегда покинул доминиканский орден. Но почему он избрал Женеву? Бруно честно признался, что приехал в Женеву без всякого намерения принимать Кальвинову веру. Он много хорошего слышал об этом городе и хочет только одного – жить в безопасности и наслаждаться свободой.

Видно, пришелец совсем не представляет себе женевских порядков. Как он мыслит дальнейшее? Или ему кажется, что бегство из монастыря уже свидетельствует о его добрых нравах? Или он думает, что Женева удобное место для людей, не исповедующих вообще никакой религии?

Старый Джан Галеаццо всю жизнь ревностно вербовал прозелитов: может ли он не попытаться обратить в свою веру еще одного земляка? Он не ставит условий, ограничивается разъяснениями, дает благожелательные советы. Магистрат строго следит, чтобы в городе не заводились смутьяны. Никому нельзя жить здесь без дозволения. Итальянцы, слава богу, пользуются в Женеве хорошей славой, да и сам Джан Галеаццо участвует в заседаниях совета. Поручительства нескольких человек будет достаточно, чтобы раздобыть необходимое разрешение.

Маркиз ди Вико и его единомышленники окружают Бруно трогательной заботой. Первым делом они советуют ему совершенно распрощаться с рясой обзавестись мирским платьем. Это легче сказать, чем сделать. У Джордано нет денег. Ему приходят на помощь, снабжают всем необходимым, дарят плащ, шляпу и даже шпагу. Да и почему он должен сохранять полученное в монастыре имя Джордано, когда его при крещении нарекли Филиппо?

Итальянские протестанты прочно осели в Женеве. Они занимаются ремеслами, торговлей, преподают в академии, служат городу как юристы, врачи, военные. У них пять типографий. В одной находят работу для Бруно. Теперь он имеет средства к жизни. Но разве Джордано приехал сюда, чтобы корпеть над чужими корректурами? Он действительно хочет постичь тонкости богословов-кальвинистов, чтобы с философской стороны оценить их взгляды. Он беседует с земляками, читает хвалимые ими книги, посещает проповеди. Попробовал бы он их не посещать! Члены магистрата прилежно ходили по домам и звали иностранцев в церковь. После трехкратного приглашения тех, кто отказывался, высылали.

Никколо Бальбани, богослов из Лукки, гордость женевских итальянцев, объясняет апостольские послания. Проповеди Бальбани пользуются большим успехом, но Бруно теряет к ним всякий интерес. Прописные истины набили ему оскомину, и он не восторженный отрок, чтобы умиляться премудростями катехизиса. Его всей душой тянет в университет.

О преподавании не может быть и речи. Будь он хоть трижды профессор теологии, раз он вскормлен папистами, его и близко не подпустят к академии! Если же он отрекся от католичества и обрел настоящую веру, то и тогда ему рано учить других, а прежде самому следует переучиваться.