К началу 1976 года Лукас заканчивал четвертый черновик, теперь под официальным названием «Приключения Люка Старкиллера, описанные в Журнале Уиллов, сага I: Звездные войны». Лукас по-прежнему отбрасывал второстепенные сюжетные линии и персонажей, убирал элементы, которые либо тормозили действие, либо требовали слишком большой и сложной предыстории. К этому времени он гораздо лучше описал Силу и принял мудрое решение совсем убрать кибер-кристаллы из истории, сделав Силу «более бесплотной» – не «заключая ее в такой материальной вещи, как кристалл»[759]
. Сила – «великая идея», как он сказал писателю-фантасту Алану Дину Фостеру, которого лично выбрал для новеллизации фильма. «[Люк] должен доверять своим чувствам, а не ощущениям или логике – по сути, именно в этом заключается Сила Других»[760].Нет никаких свидетельств тому, что уже тогда Лукас хотел сделать Дарта Вейдера Энакином Скайуокером, или что тот – отец Люка и Леи, разлученных в детстве близнецов. Хотя в следующие три десятилетия Лукас правил прошлое, утверждая, что таков был его изначальный план, ясно, что в 1975 году он подразумевал под Вейдером и отцом Люка разных персонажей. Как он объяснял, предыстория Вейдера была «о Бене, отце Люка, и Вейдере, когда они были молодыми рыцарями-джедаями. Вейдер убивает отца Люка, затем Бен и Вейдер сражаются, прямо как в “Звездных войнах”, и Бен чуть не убивает Вейдера»[761]
. Что касается имени «Вейдер», то позднее Лукас придавал особое значение лингвистическому совпадению со словом vader, обозначением отца на голландском. Хотя это имя он наверняка слышал почти ежедневно в школе, где на класс старше учился футболист школьной сборной Гэри Вейдер. Лукас, который любил звучание слов, не мог не прибрать к рукам такое хорошее имя.Он закончил четвертый черновик в январе 1976 года. С провальной завязки – «Журнала Уиллов» – Лукас проделал огромный путь, но по-прежнему оставался недоволен результатом. «У меня было много смутных идей, – вспоминал он годы спустя, – но я вообще не понимал, что с ними делать, и так никогда и не решил эту проблему полностью. Очень сложно брести по пустыне, подбирать камни, не зная, какой именно ты ищешь, и при этом каждый раз понимать, что снова нашел не тот. Я упрощал сценарий, люди читали его, я пытался написать более связную историю – но я не был доволен результатом. Никогда не был доволен»[762]
.«И вообще, – признался Лукас позднее, – я даже не думал, что у нас получится хоть что-то заработать на “Звездных войнах”»[763]
.7. «У меня плохое предчувствие». 1976–1977
Прошло всего две недели с начала съемок «Звездных войн», а Джордж Лукас уже был готов убить сэра Алека Гиннесса.
«Актеров шокирует, когда им говорят: “Я знаю, что у тебя важная роль… но мне нужно убить твоего персонажа”», – говорил Лукас журналисту «Роллинг Стоун» в 1977 году. Но с точки зрения Лукаса, убийство персонажа Гиннесса, Оби-Вана Кеноби, было жизненно необходимо для фильма, так как исправляло главный недостаток в очередном черновике его постоянно меняющегося сценария. «В Звезде Смерти не чувствовалось настоящей угрозы», – объяснял Лукас. В его последнем черновике Кеноби выживал после дуэли на световых мечах с Дартом Вейдером, отступив за взрывостойкую дверь, которая за ним закрывалась. Из-за этого Вейдер «оказывался в дурацком положении», как описал Лукас, но при этом нападение на Звезду Смерти казалось всего лишь межзвездным аналогом взлома с проникновением: Вейдер был как растерянный хозяин магазина, грозно потрясающий кулаком, пока герои убегают прочь без единой царапины. «Это глупость, – прямо заявил Лукас. – Они вбежали на Звезду Смерти, типа утащили оттуда все и скрылись. Это полностью принижало все значение Звезды Смерти»[764]
.Бена Кеноби подставила Марша – она сказала Джорджу, что после побега со Звезды Смерти у старого генерала нет никаких особых дел в оставшейся части фильма. Лукас был вынужден согласиться – «персонаж просто стоял, засунув палец в ухо», – и Марша предложила убить Кеноби в дуэли на световых мечах, чтобы затем он дал Люку совет в финальной сцене в качестве духа-наставника[765]
. Лукас едва ли хотел убивать своего единственного оскароносного актера, но понимал, что Марша права. «У Марши всегда было свое мнение, очень разумное мнение обо всем на свете, и она никогда не молчала, если ей казалось, что Джордж идет не туда, – рассказывал Уолтер Мерч. – У них всегда были горячие творческие споры, и это помогало»[766]. Но обсуждение вопроса с Маршей даже не могло сравниться с объявлением новости самому Гиннессу.