Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Одной из важнейших социологических проблем, поставленных романом, является проблема толпы в целом и толпы при толитаритарной системе, в частности. Оруэлл отчетливо понимал, что сам термин «толпа» - не просто ходкое слово с ругательным или, по крайней мере, негативным оттенком. Он видел в нем конкретно-социологическую категорию, требовавшую образного, убедительного объяснения. В отличие от ряда авторов, которые полагали, что толпой легко манипулировать силам, стоявшим у власти, он подходил к этому понятию более осторожно. Он улавливал социальную динамику, непредсказуемость поведения массы людей, опасности, которые заключались в ней самой для различных сил, в том числе и для правившей верхушки, элиты, диктаторов. Он уловил, что огромным человеческим массам свойственны законы сцепления, в силу которых «патриотические», даже истерические порывы этих масс могли вдруг, почти неожиданно, но в силу определенного поворота настроения, вызванного ловким демагогом, внезапно повлиявшим на внутренние струны толпы, бросившего ей энергичный лозунг, быть повернуты в прямо противоположном направлении. Он понимал, что толпа и личность находятся в сложном взаимодействии, что в определенных ситуациях личность может оказаться в плену толпы. Отсюда необходимость для диктатора (группы диктаторов) держать толпу под неукоснительным контролем, ни на мгновение не ослаблять усилия по ее идеологической обработке. Отсюда нужда в повсеместных плакатах с огромным портретом и надписью «Большой Брат смотрит на тебя», в «двухминутках ненависти» и «неделях ненависти», как раз и служащих этому убийственному, умертвляющему сцеплению «винтиков» и «гаечек» в единый механизм:

«Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне. Какие-нибудь тридцать секунд, и притворяться тебе уже не надо. Словно от электрического разряда нападали на все собрание гнусные корчи страха и мстительности. Исступленное желание убивать, терзать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращаясь в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и не нацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы».

Даже герой книги Уинстон, внутренне ненавидящий систему, поддается этому общему отвратительному чувству, становится частью толпы, «кричит вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула».

Толпа у Оруэлла подразделена на два слоя. Один из них, верхний, - это члены так называемой внешней партии, то есть рядовые представители государственной машины - работники министерств, ведомств, прессы и т. п. Они пользуются какими-то элементарными бытовыми преимуществами по сравнению с низшим слоем, хотя политически ничуть от него не отличимы. Низший слой -«пролы» - это не пролетариат, хотя последний и входит в их состав. Пролы - это придавленная масса, не умеющая мыслить абстрактно, ничего не знающая, кроме того, что ей соблаговолят сообщить власти, озабоченная только тем, как прожить сегодняшний день, не быть особенно голодной и получить какие-то самые примитивные удовольствия. Нет предела внушаемости толпы, а в толпу можно превратить сообщество, нацию, весь мир⁸⁰⁸. Российский литературовед В. Недошивин с полным основанием обращает особое внимание на звездную символику в романе. На вопрос, можно ли погасить звезды, Оруэлл отвечает: можно. Если договориться, что их нет; еще вернее - если заставить себя поверить в это; совсем надежно - если люди считают, что звезд нет и не было, но, когда потребуется, честно ответят - они есть.

И все же, если существует некая тень надежды на ликвидацию системы Океании, то она связана именно с про-лами, с основной массой населения. Она даже конкретизируется - 85%; остальными социальными прослойками являются члены внутренней партии - 2%, и члены внешней партии - 13%. Тайно ненавидящий режим Уинстон размышляет: «А пролам, если б только они могли осознать свою силу, заговоры ни к чему. Им достаточно встать и встряхнуться - как лошадь стряхивает мух. Стоит им захотеть - и завтра утром они разнесут партию в щепки. Но!..»

И тут оказывается, что пролы озабочены совершенно иным. Оруэлл отчетливо видит невежество, низменность интересов, попросту их тупость⁸⁰⁹. Вслед за «Но!..» возникает отвратительная сцена драки двух пролов, женщин, из-за кастрюли, которые «давали» по талонам и за которыми стояла огромная очередь: «Две толстухи - одна с распущенными волосами - вцепились в кастрюльку и тянули в разные стороны. Обе дернули, ручка оторвалась». Вот на что на самом деле расходовалась энергия пролов, и только неисправимый утопист мог подумать, что эта энергия может быть направлена в какое-то организованное русло.