- А все твое дурацкое хихиканье. И ноги твои. Вечно суешь их куда не следует. Смотри, что наделал. Надо же, ведь я уж думал, что удастся поправить дело.
В груди у Джоша что-то оборвалось, он словно со стороны увидел, как выпрастывает руки из лямок, тянет с плеч рюкзак. Кровь прилила к голове, кулаки потяжелели от ярости. Гарри бросился между ними:
- Не тронь его, Билл! Слышишь? Назад! Он убьет тебя, Джошуа, он же в два раза тяжелее. Здесь нельзя, Билл! Не здесь. Ты что, не понимаешь, что ли?
Он толкает Билла в грудь, чуть не сбивая с ног, тянет за руку Рекса, и они отступают, а Джош все никак не может сбросить рюкзак, вылезти из лямок, они его сдавили, скрутили, как смирительная рубаха. Гарри, Билл и Рекс уже далеко. Они уходят в сторону железной дороги. Гарри все оглядывается, взволнованно разинув рот, словно никак не может отдышаться. А Рекс знай себе хохочет и так, хохоча, скрывается из виду.
Вот дела! Ну и ну! Каждый день тринадцатое число!
Джош швырнул рюкзак в грязь и охотно пнул бы его, как футбольный мяч, если бы тридцать лет назад его не носил отец и если бы в нем не лежал завтрак.
12
Что делать с днем, который окончился в четверть десятого, а должен был окончиться около четырех? Билл крикнул, что около четырех они будут обратно. Нельзя же вернуться в дом, поглядеть тете Кларе в глаза и сказать: "Я передумал", или: "Я плохо себя чувствую", или: "Мы подрались". За одним признанием потянется другое, если он начинает врать, из этого все равно ничего не выходит.
"Джош, - говорила мама, - с таким лицом, как у тебя, лучше говорить правду".
Вчера он мог вернуться в дом и вести себя так, словно на дороге ровным счетом ничего не произошло. Мог пойти с нею вечером второй раз в церковь в вычищенном, выутюженном, как новенький, костюме, хотя знал, что ребята не придут, но он ничего не обязан был ей объяснять: она-то не знала об их разговоре. Мог потом сидеть в ее огромной столовой за столом, накрытым на десятерых, преспокойно уплетать пирог с мясом и яйцами и ароматный фруктовый кекс и ни в чем не признаваться. Потому что она ни о чем и не спрашивала, а только сама все время извинялась. Вчера были свои трудности. Но сегодня совсем другое дело.
"Будь самим собой, держись спокойно. Иди к ним, и желаю хорошо провести день". Что-то в этом роде она говорила. Как же теперь быть-то? Иди к ним, развлекайся. Ха-ха-ха. Над чем ты смеешься, Джош? Это я развлекаюсь.
И он все-таки пинает рюкзак, хотя его и носил отец и хотя в нем лежит завтрак.
А потом снова вскидывает на одно плечо. Мог ведь лимонад вытечь. Он встряхнул рюкзак, чтобы проверить, цела ли бутылка или превратилась в кучу осколков.
Хорошо провести день. Каким это образом? Анекдот, да и только. Я же ни о ком из них слова дурного не сказал, ничего лишнего не ляпнул. И никого не продал: ни вас, тетя Клара, ни их. Я даже своих двоюродных братцев и то не продал, а они вон какой дрянью оказались, как будто я раньше не знал. Видно, они здесь сильно напылили, в этом тихом лесном углу. Подумать только. К ней ведь уже полтора года никто не приезжал. Такие милые мальчики, ждут меня с нетерпением. Да уж, ждут! Они меня прикончили и похоронили раньше, чем я приехал. Нет, правда, тетя Клара, должны же вы знать, что они собой представляют на самом деле. Как можно прожить здесь целую жизнь и не понять, что к чему. Но при ней-то они действительно хорошие. Не могу я их понять. Провожают ее по улице. На том пути. И на обратном. Толпятся вокруг. Помогают нести книги. Да, мисс Плаумен. Нет, мисс Плаумен. Как у вас с дровами? Не надо ли наколоть? Утром во вторник, как обычно, моем полы? Заморочили меня эти ребята.
Джош шагал по высокой траве. Репьи цеплялись за шнурки его ботинок, колючие семена набивались в носки и больно царапали ноги. Обходил подальше мутноглазых коров с огромными, как крючья, рогами.
Надо куда-то уйти, нельзя слоняться поблизости, не то еще заметит кто-нибудь из взрослых и тут же побежит докладывать тете Кларе. "Что это ваш племянник поделывает на задах у вас за садом? Один-одинешенек и пасмурный, как день ненастный".
Вдруг мелькнула мысль о змеях.
Бр-р-р! Господи! Страшно подумать. И нет никого из местных, того же Билла, Гарри или Рекса, кто мог бы принять на себя основной удар. Их-то змеи все равно жалить не станут. Такого змея если ужалит, сама же подохнет.
13
Ты должен принять решение, Джош, и поскорее. Куда, скажем, тебе теперь податься?
Если останешься здесь - могут заметить любопытные взрослые, если выйдешь на луг - могут подцепить на рога коровы, а заберешься в буш - там змеи. Не теряй чувства юмора, Джош. Может, тебе суждено умереть от старости, представь себе, сколько еще лет на это потребуется.
Будто это не он, а кто-то другой, Джош непринужденной походкой зашагал к железнодорожной станции. Дошел до ручья и спрятался под дощатыми мостками, где в субботу вечером споткнулся и ушиб ногу.