Джотто и ораторы. Cуждения итальянских гуманистов о живописи и открытие композиции

«Полугуманистическое» описание живописи в начале XIV века у Виллани – достаточно убедительное для истории искусства и все еще себя не изжило. Наши учебники по-прежнему строятся по схеме, которая является, в сущности, его адаптацией рассказа Плиния об Аполлодоре, Зевксисе и его последователях к ситуации Треченто: Чимабуэ, Джотто и джоттески. Схема эта привлекательна; она очень явно артикулирует неловкую главу в истории живописи, и выглядит достаточно приемлемо, потому что очень емко объединяет в себе разнообразные категории различия – очередность, качество, положение, характерные особенности. Ее замкнутый характер поставил проблему перед гуманистами XV века, которые практически не справились с нахождением какой бы то ни было подобной ясно структурированной схемы, которой можно было придерживаться в их собственную эпоху[143].

3. Мануил Хрисолора, Гуарино и описание работ Пизанелло

До сих пор в текущей главе речь шла о гуманизме, основанном, по большей части, на латинской литературе и той греческой литературе, которая была доступна и по-латыни, в первую очередь на Аристотеле и греческих Отцах Церкви. Начиная приблизительно с 1400 года эта база была значительно расширена, и гуманисты начали читать многих других греческих авторов, как в новых переводах, так и, все больше, на греческом языке. С позиции наших критериев кажется, что равновесие в составе их греческого было слегка нарушено, поскольку смещено в сторону позднегреческих софистических произведений. В этом отношении итальянские гуманисты воспроизводили вкусы и ценности византийцев, у которых они учились греческому языку. Тем не менее литературные источники гуманизма в 1425‐м были гораздо разнообразнее, чем в 1400‐м, и это определенным образом влияло на высказывания о живописи и скульптуре.

Ведущей движущей силой в этом распространении греческих учений был Мануил Хрисолора[144], византийский гуманист и дипломат, прибывший в Италию из Константинополя около 1395 года. До него учителя греческого языка появлялись даже в Северной Италии, но влияние, которое Мануил оказал на итальянский гуманизм, было иного порядка. Он преподавал греческий язык, в частности, во Флоренции и Ломбардии, и написал учебник грамматики греческого языка – Erotemata, который в Западной Европе был образцовым пособием вплоть до XVI века; помимо этого, он вдохновил небольшое число итальянцев самим отправиться в Константинополь и припасть непосредственно к источникам. И все же Мануил представляет собой удивительно неясную величину. Одна из трудностей заключается в отсутствии сколь-либо заметного корпуса текстов; помимо Erotemata существует лишь дюжина писем, пара переводов и один богословский трактат. Поэтому сложно с точностью утверждать, какого именно рода было влияние Мануила, какие аспекты византийской традиции он мог яснее всего продемонстрировать и в какой степени мог внедрить определенные идеи. Человек, просто присутствовавший на лекциях Мануила во Флоренции, очевидным образом отличался от того, кто, как Гуарино да Верона, последовал за ним в Константинополь и прожил там несколько лет, но провести более тонкие различия едва ли возможно. Что не вызывает сомнений, так это то, что Мануил произвел глубокое впечатление на удивительно большое количество наиболее одаренных итальянских гуманистов, и если это впечатление и заключалось порой не более чем в знакомстве с основами грамматики греческого языка или восхищении левантийской изысканностью Мануила, то оно все же было существенным. Именно это было основным источником и стимулом для интереса ко всему греческому, который стал самым экспансивным элементом гуманизма Кватроченто.