Джульетта без имени

А утром на больную голову свалились очередные новости. Причем не просто свалились, а сами пришли на станцию. Словно с того света выбравшись.

Очухался Гацевский быстро — до войны он был главным бухгалтером на большом предприятии, а это чего-то да стоит. Первое, что было решено, — шуму не поднимать. Новость, конечно, все равно максимум через полдня по станции расползется, но за это время можно будет подготовиться. Про девушку проще, да и вернее всего сказать, что, мол, искупила вину кровью, раз сама вернулась, а вот что с «чистым» делать?.. Либо он какой-то очень хитрый шпион, либо и правда на девчонку как-то завязан. В любом случае, трогать их обоих сейчас надо очень аккуратно. Гацевский предложил для виду потребовать новоприблудных вниз, на станцию, — чтобы не пошло лишних слухов о недобдении администрации. Все равно оба «сюрприза» сейчас обморочные, если их даже и притащат, то можно будет тут же спрятать — подальше от глаз «широкой общественности». Александров согласился — все одно охранники, собаки, разболтают... А вот что дальше делать, надо решать, поговорив с обоими — и девушкой, и человеком.

На том и порешили. Выпив по кружке чаю, они пошли будить остальных.

Новость, конечно, была что бомба. Пятаев вскочил, тяпнувшись головой о низкий каркас гостевой палатки, долго шипел, потирая макушку, Логинов с Сафроновым выпучили глаза, Юрков — не иначе сдуру — выдал: «А не врете?»

А потом завертелось.

Резюме, в целом, было прежнее — всенародно объявить о прощении вернувшихся, как искупивших вину и принесших ценные разведданные, и... думать дальше. Чудно все это как-то было. В голове укладывалось плохо.

Ближе к обеду Гацевский выслал в станционный зал нарочного и затребовал обоих вернувшихся вниз. Нарочный вернулся, получив вполне ожидаемый отказ от все еще торчащего там командира добытчиков. И Гацевский успокоился бы, кабы не реакция Питона. Конечно, в том, что он взялся опекать девчонку, не было ничего удивительного — ученице своей он во многом заменял отца, и когда ее решили выслать, старика Зуева было даже жаль. Зная его натуру, Гацевский был уверен, что сейчас добытчик будет трястись над чудом спасшейся воспитанницей, как крокодилица над гнездом с яйцами, — никого не подпустит!

Но что ему за дело до человека?

Гацевский перебрал в уме варианты, но ни один не показался ему достаточно вероятным. Подумав, он махнул рукой: да наплевать, в конце концов! Человек сейчас — на станции и никуда отсюда не денется. А Зуеву все равно отчитываться о походе в Бескудниково. Вот тогда и спросим. Прямо.

Расчет оправдался почти во всем — слухи о том, что «высланная вернулась», поползли по станции уже через полтора-два часа. Еще через час Александров объявил об этом во всеуслышание и озвучил «искупление кровью вины перед станцией и Содружеством, а также добычу с риском для жизни ценных сведений». Шушуканье по углам тут же усилилось, но напряжение спало.

Питон, как и положено, пришел с докладом после обеда. Поздоровался молчаливым кивком, по-стариковски аккуратно присел на стул, коротко и сухо стал докладывать. В Бескудникове все тихо, селитра на месте и пересчитана, дорога свободна. По возвращении на станцию группа его встретила выданных в Алтуфьево человека и Крысю, которые каким-то чудом, не иначе, сумели вырваться от бандитов и вернулись сюда добровольно, несмотря на решение трибунала. Более того, человек хочет снова говорить с Советом о важном и, возможно, взаимовыгодном (тут у Совета недобро заблестели глаза) деле. И он, Питон, хоть уже и слышал оглашение Совета по делу вернувшихся, еще раз просит с ними обращаться бережно, а человека — выслушать.

Но о том — позже. К Бескудникову от Бибирева идти нельзя, так как над станцией висит неизвестное нечто, более всего похожее на опустившийся к земле грозовой фронт или туман с колоссальной электрической емкостью. По его, Питонову, мнению, выход к Бескудникову следует отложить, а с других станций Содружества выслать разведку ко входным павильонам Бибирева. Кто его, этот туман, знает — убрался он или так себе и висит...

— Вышлем отряд, Капитон Иваныч, не сомневайся, — Юрков грузно встал со своего места, прошелся — два шага вперед, два назад. — Ты нам лучше скажи, что там за предложение у «чистого». Он ведь, ты уж нас извиняй за невольный каламбур, чистый шпион. И вернулся, чай, оттого, что до своих станций один не доберется. Или не так? — голова Юркова чуть склонилась набок, и он стал напоминать хитрую старую птицу.

— А это ты, Семен Василич, лучше у него лично спроси, — Питон тяжело поглядел на председателя. — Тем паче, что он и сам только к вам и рвется. Только уж выслушай парня до конца, имей терпение, не мордуй. По твоему ведь указанию его в прошлый раз чуть ли не под хохлому расписали. А сейчас вон, сам говоришь, «искупление кровью», да «ценные сведения»...

— Ты, Иваныч, не сердись, — Юрков снова распрямился. — Поговорим. Мы ведь не звери. А девочку никто больше пальцем не тронет. Хотя она, Иваныч, имей в виду, — Юрков прищурился, — Кожанова дочка, как оказалось.