Джульетта поневоле (СИ)

Что было потом, знаем лишь мы двое, да ещё луна, самым наглым образом заглядывающая в окно и подсматривающая за нами, бледнея от зависти. На рассвете, когда от завистницы-луны остался лишь тонкий, едва заметный серпик, а небо на востоке всё сильнее наливалось нежно-розовыми рассветными красками, Яр собрался покинуть меня. Я как могла оттягивала миг разлуки, моё сердце леденело в груди, одолеваемое тысячами сомнений, страхов, предчувствий неизбежной беды.

- Не хочу, чтобы ты уходил, - я прижалась к груди Ярополка, слушая биение его сердца, самую сладкую для меня мелодию.

Ярополк нежно поцеловал меня в макушку:

- Сегодня вечером мы опять увидимся и больше никогда не разлучимся.

Ох, любый мой, твоими бы устами да мёд пить!

- Прошлый раз ты говорил то же самое, а сам пропал, - мой голос предательски задрожал, по щекам, обгоняя одна другую, побежали слёзы, - у меня даже воспоминания о тебе стёрли!

- Пытались стереть, - мягко возразил Яр, губами собирая слезинки с моих щёк, - но у них ничего не вышло, потому что наша любовь сильнее всего на свете. Верь мне, Юля, у нас всё будет хорошо.

Я шмыгнула носом:

- Обещаешь?

- Клянусь.

Я решительно вытерла слёзы и храбро улыбнулась, прицыкнув на продолжающее ныть и капризничать сердечко:

- Я тебе верю. Иди, не хочу, чтобы тебя заметили у меня в комнате или на улицах города. Вечером увидимся!

- До вечера, - Яр крепко поцеловал меня и ушёл, легко, едва ли не играючи спустившись с балкона по увивающему его плющу

Я провожала любимого взглядом, пока он не исчез, а потом перебралась на ещё хранящую тепло его тела простынь, обеими руками обняла подушку, на которой Яр спал и сразу же уснула, словно кто-то невидимый повернул внутри меня рубильник, разом обесточив и обездвижив.

Весь день я была сама не своя, отвечала невпопад, часто вообще застывала на одном месте, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Кормилица беспокоилась и тормошила меня бесконечными вопросами, синьора Капулетти нервничала и то обещала прислать ко мне лекаря, чтобы он излечил меня от непонятного недуга, то бранила за своеволие и грозилась запереть в комнате и не выпускать до самого венчания с графом Парисом. Эх, матушка, если бы вы помнили, каково это: любить, вы бы меня поняли! Хорошо хоть Опалов ко мне не лез, впрочем, наш признанный театральный ловелас вообще очень редко интересовался кем-то, кроме самого себя, а сейчас, когда его состояние оставляло желать лучшего, ничего удивительного, что он не обращал на меня ни малейшего внимания. Сначала я пыталась хоть как-то помочь Александру, гладила его, пыталась взбодрить и утешить, накормить, напоить или хотя бы просто подержать на ручках, поделиться теплом. Только вот мои добрые слова встречались едким, словно царская водка, сарказмом, а на все попытки прикоснуться, Опалов моментально и безжалостно пускал в ход когти.

- Ты чего царапаешься?! – я отдёрнула руку, с обидой глядя на багровый след царапины, оставшейся на ладошке. – Я же тебе помочь хочу!

- Шла бы ты, помогальщица, сама по доброй воле, пока как следует дорожку не объяснил, - огрызнулся Опалов, вяло отворачиваясь от меня. – Я, вон, тоже от чистого сердца помог, теперь нижнюю часть тела не чувствую.

- Ничего, вернёмся домой, обязательно отнесу тебя к ветеринару.

Я прижала ладошку к губам, но было уже поздно, меня услышали и поняли правильно. Опалов хищно сощурил глаза, глянув на меня так, что мне захотелось немедленно ретироваться, в идеале, к Ярополку поближе.

- Хочешь сказать, меня дома никто не ждёт, и я до конца своих дней останусь котом?! Ну, спасибо, утешила!

- Саша… - я потянулась погладить, успокоить, но в воздухе быстрее молнии мелькнула когтистая лапа, украсив моё запястье очередной кровоточащей ссадиной. – Ай, вот злыдня!

- Зато ты у нас добрая дальше некуда, - огрызнулся Опалов и наглухо замолчал, отвернувшись к стене.

Я тоже обиделась и до самого вечера к Опалову не подходила, старательно пряча царапины на руках от кормилицы, а то бы она такое надругательство над любимой голубкой терпеть точно бы не стала, мигом выкинула кота за дверь. К счастью для театрального героя-любовника, Мария была не очень наблюдательна и ничего подозрительного не заметила, красочно, в лицах, пересказывая мне городские сплетни, собирать которые она была превеликой охотницей.