Джульетта стреляет первой

Садовникова не очень представляла, откуда и как берут мазки. Но несколько раз, насколько могла глубоко, погружала свои доморощенные зонды в тело несчастной девочки. Некоторые марли были почти сухими – их она складывала в пакеты с зипперами. Теми, на которых проступали следы жидкостей, – протирала похищенные из лаборатории предметные стекла и тоже убирала их в пакеты.

– Я больше не могу, – наконец взмолился Джеф.

– Еще Хорхе, – безжалостно произнесла Татьяна. – Вдруг это все-таки его сперма? Нам нужен образец для сравнения.

Она сама, как могла, сдвинула несчастной девочке ноги. Поцеловала холодный лоб. И задвинула ящик.

– Его должны были обмыть, – предупредил Джеф. – Ты все равно ничего не найдешь.

– Ничего. Попробуем.

Больше смотреть на мертвых младенцев, к счастью, не пришлось – в следующем выдвижном гробу оказался чилиец. Глаза полуприкрыты, кровь с лица и головы смыта.

«Блин, а как с ним-то быть? Запихивать зонд в его дружка?»

Таня решительно взяла в руки холодный и вялый половой орган. Тело Хорхе слегка сдвинулось, голова повернулась набок – и потрясенная Садовникова застыла.

В затылке чилийца красовалась аккуратная дырочка.

– Что это? – в ужасе прошептала девушка.

– Пуля, – со знанием дела отозвался Джеф. – Калибр, кажется, 7,65.

И лишь потом растерянно взглянул на Татьяну:

– Но как это может быть?!

– Черт! – Она схватила фотоаппарат, сфотографировала.

И в этот момент по коридору загрохотали шаги.

А в следующую секунду дверной замок мягко зажужжал.

Таня с Джефом только и успели в рывке достигнуть стола, что находился в углу. Спрятались под ним. Укрытие более чем смешное. Вошедшему только голову повернуть – сразу увидит.

«Мы пропали».

Таня закрыла глаза и вознесла мысленно молитву – Богородице, Христу и всем святым угодникам одновременно. Шаги. Скрежет выдвигаемого ящика.

Татьяна приоткрыла один глаз.

Ба, да это Кикин!

По счастью, он не стал осматриваться – сразу прошел к ящикам с трупами. Открыл самый нижний. Достал мертвого младенца. Таня обе руки прижала ко рту – боялась завопить от ужаса. Джефа – она чувствовала – колотила мелкая дрожь. Кикин стоял от них в паре метров. Даже смотреть не надо – просто почувствуй ее ужас. Или более материальное – терпкий запах пота медбрата.

Но профессор – в ярком морговом свете отлично видно – весь сосредоточился на мертвом ребенке. Бережно, будто добрый папочка, уложил в руки тельце и, не оглядываясь, вышел. Дверь захлопнулась. «Have a good night, doctor Kikin!» – высветилось на дисплее.

– Дьявол. – Джеф промокнул полой халата мокрый лоб. – Надо линять отсюда.

– Подожди, мне нужна еще сперма!

– К черту! Я не могу! Уходим, сейчас же! – У здоровенного медбрата явно сдали нервы.

– Одна минута…

– Нет! Или я сам охрану вызову!

– Ладно-ладно, – решила не спорить Таня.

Улик она и без того раздобыла достаточно.

Даже за половину того, что выведала, убивают без всякой жалости.

* * *

Таня ждала кошмаров, но сон получился беспробудным, сладким. Под утро привиделось: Максимус и она на Бродвее, его рука греет предплечье, вместе спешат на модную постановку. Звенит колокольчик, действие начинается, он ускоряет шаг, она в своих «Джимми Чу» на шпильках начинает отставать, колокольчик звенит громче, объятие Максимуса все жестче, он тянет, почти волочет за собой.

– Я упаду сейчас! – в отчаянии кричит Татьяна.

И просыпается.

Дверной колоколец-звонок истерит на весь дом. Еще и ногой колотят.

«Все-таки засекли? Пришли забирать?»

Отпираться бессмысленно. Образцы лежат в холодильнике.

Дверь сейчас выбьют.

Таня успела взглянуть в зеркало. Ей всегда не нравились криминальные репортажи, когда преступников заставали и показывали жалкими, бледными. Но она сама (удивительное свойство!) после опасной бессонной ночи выглядела прекрасно. Глаза сверкают, цвет лица приятно-персиковый, и даже волосы (грамотно примялись вчера банданой!) – будто только из парикмахерской.

Накинула халатик. Прошла в коридор. Выдохнула. Отперла замок.

– Ну ты и дрыхнешь! – в дом вихрем ворвалась Анжела.

Пронесло.

Татьяна прислонилась к стене. Штукатурка приятно охладила затылок.

– Ты чего? Напилась, что ли, вчера? – изучающе взглянула подруга.

Отвечать беззаботно, спокойно:

– С ума сошла! Просто читала долго.

– Врешь ты все, – прищурилась художница. – Марку небось дала. Кувыркались всю ночь, теперь отсыпаешься.

– На фиг он мне… – начала Садовникова.

И осеклась.

Как мужчина – ясное дело, он ей не сдался. Но использовать влюбленного – милое дело. Тем более император вчера товар нахваливал.

Анжела тем временем продолжала шарить по дому глазами:

– Ври, ври! Два бокальчика на террасе. Губы припухли.

«От страха вчера в морге кусала», – вспомнила Таня.

– Хорошо Марк тебя продрал! Спишь как пожарный. Я и стучу, и кричу, в горле прямо пересохло.

Анжела деловито направилась в кухню, распахнула холодильник:

– Где у тебя тут апельсины? Сока надавлю.

В дверце – черный полиэтиленовый пакет. В нем контейнеры с образцами.

Таня нелюбезно отпихнула подругу:

– Нет у меня апельсинов. Есть тоник со льдом. Будешь?

– Джина добавь.

– Утро еще!

– Брось. Половина первого.