Джули отрешённый

– Если б ты правильно писал ноты, – продолжал я, – другие тоже могли бы разобраться в твоих сочинениях.

Слишком поздно я понял, что довод мой был весьма неудачен. Джули стал бы охранять свою тайну от любой помощи, от любого совета, любого стороннего глаза, пусть одобрительного, от любого вмешательства. Вторжение означало для него гибель – это мне еще предстояло узнать.

– Ты спятил, – сказал я.

Джули молча, терпеливо меня слушал, а я знай корил его и уговаривал до тех пор, пока не появилась миссис Кристо с жестяным подносом – она принесла две чашки чаю и тарелку пирожков с мясом, каждый сбоку чуть подгорел. От них пахло жиром, но все равно у меня слюнки потекли.

– Вот, угощайтесь, – сказала она вполголоса, чтобы не помешать, и поставила поднос на кровать между нами. – Я положила тебе три полные ложки сахару, Кит, и если захочешь, принесу еще пирожков.

– Больше двух мне не съесть, миссис Кристо.

– Тут всего-то по два!

Не хотелось омрачать ее неожиданную радость.

– Ладно, – сказал я. – Можно и еще парочку.

– И, пожалуйста, Кит, заставь Джули тоже съесть пирожок. Он почти ничего не ест.

Она вышла, и я пододвинул тарелку поближе к Джули. Он взял пирожок и через силу принялся жевать. А второй протянул мне.

– Сунь в карман и отдай Скребку, – сказал он.

– Я возьму для него дома какие-нибудь объедки.

– Он любит мясной фарш, – настаивал Джули; наверно, он вовсе и не любил эти пирожки и ел их, просто чтоб не огорчать мать. – Поставь поднос на пол.

Я поставил поднос на пол, и Джули осторожно приподнялся.

– Не трогай меня, – сказал он, когда я наклонился, чтобы ему помочь, – я и сам могу сесть.

– И завтра уже пойдешь на работу? – сказал я.

– На той неделе пойду. Я засмеялся.

– Когда увидишь Дормена Уокера, спроси, возьмет ли он меня назад недели через две.

– Да тебе буханку хлеба и то не поднять. Посмотри на себя. Тебе и до двери-то не дойти.

Джули никогда не защищался и теперь просто не стал больше об этом говорить.

– В общем, Кит, мне нужны старые тетради, – продолжал он, – так ты принеси.

– Ладно, – сказал я и встал, собираясь уйти: он здорово устал, хотя старался не подать виду.

Миссис Кристо принесла мне еще четыре пирожка, завернутых в бумагу из-под масла, и уже у двери во двор спросила, когда я приду опять.

– Пожалуй, в воскресенье днем, – ответил я. – Это удобно?

– Конечно, удобно, Кит, милый. И, пожалуйста, скажи другому его другу, хорошо? Ты ведь знаешь, о ком я, – шепотом прибавила она.

Я отворил дверь, но она удержала меня, обхватив своей прекрасной рукой, и спросила:

– Он ведь лучше выглядит, правда? Как, по-твоему?

– Наверно, лучше, – ответил я. – А все-таки почему бы вам не вызвать доктора, миссис Кристо?

– Но ведь ему лучше, Кит.

Я вывернулся из-под ее теплой руки и повторил, что в воскресенье приду.

– Мы будем тебя ждать, – сказала она, стоя в дверях, – так уж ты приходи.

– Приду непременно, – пообещал я.

Я уже решил, что в воскресенье приведу с собой Бетт Морни.

Говорить об этом с Бетт по телефону мне не хотелось: телефонная станция была у нас главным источником сплетен. И потому я просто зашел к Бетт в четверг после работы. Она готовила отцу чай и одновременно просматривала свои аккуратненькие учебники. Я подсел в кухне к столу, покрытому накрахмаленной скатертью в синюю и белую клетку, и рассказал ей про Джули. И предложил пойти к нему вместе в воскресенье, если только она может оторваться от своих увлекательных занятий.

– А ты говорил ему, что я приду?

– Нет. Но на твоем месте я не стал бы об этом беспокоиться.

Я уже твердо решил, в лепешку расшибусь, а постараюсь вернуть их прежнюю дружбу, я понимал: Джули совсем измучился душой и телом надо его вызволить из беды.

– Все-таки боязно, а вдруг он не хочет меня видеть? – сказала она.

– Раз уж ты придешь, все будет в порядке, – сказал я.

– Надеюсь, Кит. Он так болен, я ни за что не хочу его огорчать.

Меня одолевало любопытство: доходили до нее дурацкие слухи про танцульки, и про Джули, и про Норму Толмедж? Я взял и спросил ее.

– Джоан Эндрюс писала мне в Бендиго, – ответила Бетт. – Она писала, что болтают про Джули, будто он напивается пьяный, и играет в джазе, и хороводится со всей этой непутевой компанией.

– И ты поверила?

– Да.

– Поверила?

– Да, но только я знаю, у Джули это все по-другому. Совсем не так, как про него рассказывают.

– А почему он связался с этой бражкой, понимаешь?

– Ну, Джули разве поймешь, Кит? Я, во всяком случае, не понимаю.

– Он не напивался, – сказал я.

– Ну, это-то я понимаю.

– А все остальное правда.

– Вот как?

– Что толку скрывать, Бетт.

На минуту она, видно, растерялась и не знала, что сказать. Потом засмеялась.

– Ты всегда так, – сказала она.

– Как так?

– Всегда всех испытываешь, правда?

– Тебя я не испытываю.

– Нет, испытываешь, – сказала Бетт. – Ты ко всем относишься подозрительно.

– Я?

– Ты. В сущности, ты ведь никому не доверяешь, разве не так?

Да, самая простодушная наша девушка из бутона превращалась в настоящий цветок, а ее мысли и чувства были всем открыты.