Джулия

Снег падал на землю, на могилы, на широкий воротник мехового жакета, на красную звезду, венчавшую еловое деревце. Джулия вынула из кармана носовой платок и протерла фотографию матери. На ней Кармен было столько же лет, сколько теперь Джулии. Они были очень похожи, только Кармен на фотографии шестидесятых годов выглядела моложе, чем она сейчас. И грустнее.

— Слишком уже ты категорична в своих суждениях, — заметил Армандо Дзани.

— Я не категорична, а искренна. Вы как политик не можете понять, что это такое.

— По-моему, ты просто груба. Неоправданно груба.

— Всего доброго, господин депутат, — подчеркнуто вежливо сказала Джулия, — и огромное спасибо, что нашли время прийти.

Не подав ему руки, она повернулась, чтобы уйти, но Дзани схватил ее за плечо и резко спросил:

— Чего ты от меня хочешь?

— А что вы от меня хотите? — крикнула ему в лицо Джулия. — Что может связывать вас с моим замечательным дедом?

Слова вырвались у нее непроизвольно, и она в ту же секунду пожалела, что не сдержалась. Словно извиняясь, Джулия закрыла рот рукой и посмотрела на Армандо Дзани уже не воинственно, а смущенно.

— Я сама не знаю, что говорю, — сказала она.

— Если ты имела в виду склонность твоего деда к воровству, то верно, тут мы с ним шли разными дорогами, — заметил он и протянул ей свою узкую руку. — Ну что, мир?

Джулия пожала протянутую руку и ответила уже шутливым тоном, в котором было больше сарказма, чем веселости:

— Политический мир, господин депутат. Уж вам-то хорошо известно, что это такое. Вы пришли сюда за спасением души, но она ведь давно потеряна в лабиринтах власти.

— Что ты знаешь обо мне, самонадеянная девчонка? Что ты знаешь о моей жизни, о моих чувствах?

— Тот, у кого есть чувства, долго наверху не продержится, — снова не сдержав прилив злости, сказала Джулия. — Чувства, мечты и надежды похоронены вместе с моей матерью.

Армандо замер, в его глазах вспыхнула обида.

— Твоя мать и я… Да что ты в этом понимаешь!

Вчера Зима 1944 года

Глава 1

Кармен встала на рассвете, чтобы занять очередь за хлебом. День начался удачно: на карточки ей выдали не только кукурузный хлеб, но еще соль и, что самое ценное, спички. Ночь тоже прошла довольно спокойно — всего две воздушные тревоги, да и те, можно сказать, ложные: самолеты пролетели на большой высоте и не сбросили на город ни одной бомбы. Но такое затишье не радовало, а скорее настораживало.

Она вынула из волос бумажные папильотки. Даже в эти тяжелые военные годы Кармен не переставала за собой следить: после каждого мытья головы обязательно накручивала волосы, так что ее прическа всегда была в полном порядке. Это придавало ей уверенности в себе — жизнь ведь продолжалась, несмотря ни на что. Взяв в руки изящную щетку с массивной серебряной ручкой, подарок отца, она невольно вспомнила о нем и, вздохнув, принялась расчесывать крутые кудряшки, которые, постепенно распрямляясь, превращались под ее движениями в красивые локоны. Закончив, она придирчиво осмотрела себя в зеркале и встретилась взглядом с женщиной лет двадцати четырех, за плечами которой уже был нелегкий жизненный опыт, заставивший ее забыть о романтических мечтах юности.

Попав после замужества в новую для нее буржуазную среду, она не чувствовала себя достаточно уверенно. У нее было ощущение, что она сделала неверный выбор, сама, по собственной воле отказалась от чего-то очень важного, настоящего, что было предначертано ей судьбой. Вместе с тем, она не могла объяснить себе толком, что ее томит и чего она ждала от жизни.

Когда Кармен познакомилась с учителем Витторио де Бласко, она была на седьмом небе от счастья. Брак с педагогом, человеком образованным, безупречно воспитанным, сумевшим занять не последнее место в новой Италии, казался ей верхом мечтаний. Ее тяготила неустроенная, почти кочевая жизнь, которую вела семья по воле отца, материальная нестабильность — в доме вечно было то густо, то пусто, — жалкие хибары на окраинах, в которых они обычно селились.

Любимец мужчин и женщин — первые обожали его за неуемную склонность к авантюризму, а вторые за выразительные славянские глаза — отец снимал жилье на отшибе, среди пустырей или полей, чтобы одним махом убить двух зайцев: сэкономить на квартплате и иметь выгул для своих шумных блохастых подопечных. Соседи терпели беспокойного жильца, считая его чокнутым, власти ему не доверяли. Из-за своих антифашистских убеждений он не мог устроиться на работу, дрессировка собак — единственное, что ему оставалось. Впрочем, дело было не только в убеждениях, но и в характере: непредсказуемый, импульсивный, ненавидящий всякий порядок и дисцип- лину, он ни на какой серьезной работе долго бы не удержался.

Кармен страстно мечтала обосноваться в большом городе и, став синьорой де Бласко, смогла осуществить, наконец, свою мечту — переехать в Милан, зажить благополучной, респектабельной жизнью.