Теперь Джулия часто вспоминала, с каким восторгом смотрела на девушек с пышной грудью, — они казались ей воплощением женственности. Когда сестра Изабелла раздевалась перед сном, Джулия сравнивала ее полные налитые груди с едва заметными бугорками под своей ночной рубашкой и безнадежно вздыхала. «Ничего не поделаешь, дорогая сестричка, — говорила Изабелла и двумя руками приподнимала тяжелые груди, словно прикидывала их вес. — Ты слишком худосочна. Такого богатства у тебя никогда не будет, даже не мечтай, хотя, скажу тебе честно, грудь — это главное в женщине».
Конечно, Изабелла была права, большой груди у нее никогда не будет, но Джулия во многом сама виновата: ходит сгорбившись, с опущенными плечами, точно хочет спрятать и без того скромный бюст.
А надо ходить, как Заира — плечи расправлены, грудь вперед… Заира… от нее пахло мускусом и свежескошенной травой, когда она наклонялась над Джулией и сладко втягивала нежными губами ее детские соски. «Вот увидишь, если я немного пососу, твоя грудь начнет расти», — обещала она своим ленивым, чуть хриплым голосом, который временами срывался от волнения.
Джулия испытывала неизъяснимое удовольствие. Потрясенная, она лежала неподвижно, боясь пошевелиться. Молочно-белая грудь Заиры нависала над ней, и Джулия, смутившись, опускала веки. Перед закрытыми глазами начинали пульсировать горячие огненные круги, расцвеченные всеми цветами радуги. Она чувствовала легкое, почти воздушное прикосновение к своему животу, чувствовала, как палец Заиры опускается все ниже, задерживается на покрытом пушком лобке и потом проникает внутрь, отчего у Джулии перехватывает дыхание. «Тебе нравится? — спрашивала Заира. — Скажи, что тебе приятно».
Джулия не могла произнести ни слова, поэтому молча кивала. Она так и лежала с закрытыми глазами, боясь, что иначе исчезнет это радужное разноцветье, которое вспыхивало и гасло перед ее внутренним взором, как звезды в дедушкиной песне. Увядающие розы на дальнем берегу моря не вызывали у нее в эту минуту щемящей нежности, потому что ее неясные детские мечты обретали реальные очертания. «У тебя будет изумительная грудь, — шептала Заира, — но не забывай ходить прямо, расправляй плечи. Когда тебе исполнится восемнадцать, как мне сейчас, твои грудки будут просто объедение!»
Они лежали на узкой кровати, зажатой между стеной и печкой, и через закрытые ставни доносился пронзительный звон цикад. «А теперь ты сделай мне то же самое», — попросила Заира, стараясь сдержать свое взволнованное дыхание. «А тебе зачем это? — удивилась Джулия. — Ведь у тебя и так уже большая грудь». — «Она станет еще красивее, неужели ты не понимаешь? Запомни: поцелуй женщины делает грудь прекрасной, а поцелуй мужчины портит ее. Никогда не позволяй мужчинам прикасаться к своей груди, поняла? Они ничего в нас не понимают».
Джулия с опаской принялась гладить соски Заиры. «Ничего ты не умеешь!» — недовольно сказала Заира и встала. Она накинула халатик, взглянула на часы и сказала Джулии: «А теперь исчезни. Скоро вернется мать, она ничего не должна знать об этом. Не забудь, это наш с тобой секрет, никому ни слова». Заира разговаривала с ней, как с несмышленышем, но Джулия видела и понимала больше, чем могло показаться на первый взгляд. Ей нравились тайные игры, в которые с ней играла Заира, но она осознавала, что совершает грех, хотя, что такое грех, толком не знала.
Гораздо позже, когда она ждала Джорджо и ее грудь начала наливаться молоком, она с ужасом и чувством стыда вспомнила давнюю историю. После родов она пыталась кормить сына, но молока у нее было мало, голодный Джорджо плакал, нетерпеливо хватал грудь, причиняя ей боль, и в конце концов она перевела его на искусственное питание. Первое время после этого грудь была твердой как камень. Казалось, она ни для чего не была пригодна — ни для материнства, ни для любви. Прошло несколько месяцев, прежде чем грудь помягчела и Джулия перестала избегать ласк Лео. Сейчас прикосновения Гермеса вызывали у нее похожее чувство.
— Ты не слушаешь меня, — донесся до нее голос Гермеса. Он улыбался, слегка наклонив голову.
— Я все слышу, — соврала она.
— Тогда показывай.
— Что?
— А говоришь, что все слышишь. Я попросил тебя показать грудь.
— Нет! — вырвалось у нее.
Она забилась в угол дивана, подняв колени до самого подбородка, словно и впрямь готова была защищаться до последнего.
— Я должен посмотреть, Джулия, не упрямься, — терпеливо уговаривал ее Гермес.
— Но у меня все в порядке! — с отчаянием в голосе воскликнула она.
— Тем лучше, я хотел бы в этом удостовериться.
— Каким образом?
— На ощупь. И не бойся, пожалуйста, это будет чисто профессиональная пальпация, говорю тебе, как врач.
Джулия покорилась, хотя для этого ей пришлось мобилизовать всю свою волю.
— Ну, что скажешь? — со страхом спросила Джулия.
— Скажу, что все замечательно, — с облегчением ответил Гермес, который и впрямь казался очень довольным. — Ты не забыла, что завтра тебя ждут в больнице, чтобы начать курс радиотерапии?