В кухне уже хозяйничала шестидесятилетняя служанка Эрсилия — симпатичная добродушная женщина, иногда ворчавшая на Гермеса с напускной суровостью. Она уже сварила кофе и теперь выжимала из апельсина сок. Эрсилия гордилась тем, что работает у знаменитого профессора, и старалась во всем ему угодить.
— Как спали, профессор? — спросила она, когда Гермес, поздоровавшись, вошел в кухню.
— Нормально, — ответил он, наливая себе в чашку дымящийся черный кофе.
Раздался телефонный звонок. Эрсилия вопросительно взглянула на хозяина и сняла трубку.
— Я подойду, — сказал Гермес, уверенный, что в семь утра ему могут звонить лишь из больницы.
— Это бригадир Карузо, — зажав рукой трубку, сообщила служанка.
Пять лет назад Гермес спас жизнь его жене, и с тех пор бригадир Кармине Карузо из Главного уголовного розыска испытывал к знаменитому хирургу благодарные чувства. Он присылал ему на Пасху поздравительные открытки, на Рождество — бутылку выдержанного вина, в день рождения, дату которого ему каким-то образом удалось узнать, в доме Гермеса появлялось какое-нибудь диковинное растение в горшке. Иногда Карузо обращался к мировому светиле за консультацией, но никогда не позволял себе беспокоить его в такой ранний час.
— Сказать, что вы еще спите? — прошептала Эрсилия.
— Нет, дайте трубку, — дожевывая кусок круассана, сказал Гермес. — Что случилось, Карузо? — Его первой мыслью было, что у сыщика опять заболела жена.
— Простите, ради Бога, профессор, что осмелился беспокоить вас в такое время, — на одном дыхании выговорил Карузо, — но я должен предупредить вас о надвигающейся опасности. — Голос его дрожал от волнения.
— Какой опасности? — удивился Гермес. — Объясните, я ничего не понимаю.
В трубке слышался неясный шум, автомобильные гудки — бригадир скорее всего звонил из уличного автомата.
— Я слушаю вас, Карузо, — настойчиво сказал Гермес, все еще не веря, что сыщик не шутит.
— Кое-кто хочет вас обвинить… вы слышите меня? — Там, откуда он звонил, выла сирена «Скорой помощи», и ему снова пришлось сделать паузу.
— В чем же меня обвиняют? И кто? — пораженный до глубины души, спросил Гермес.
— Я не знаю, потому что не видел самого дела, а только слышал кое-какие разговоры. Одно мне ясно: кто-то под вас копает. По закону я не имею права разглашать профессиональные тайны, но вы столько для меня сделали, я перед вами в неоплатном долгу, и сейчас такой момент, когда и у меня есть возможность помочь вам. Послушайте моего совета, исчезните на время! С минуты на минуту будет выписан ордер на ваш арест. Вас не должно быть ни дома, ни в клинике, вы меня поняли?
— Но почему?
— Сейчас не время задавать вопросы, — ответил Карузо, — я сказал вам все, что мне известно. Вы должны исчезнуть как можно скорее. Легче защищаться, будучи на свободе, чем сидя за решеткой. Постараюсь разузнать, в чем вас обвиняют. Позвоните мне сами сегодня вечером.
В трубке послышались частые гудки. Гермес перевел взгляд на свой недоеденный круассан, словно надеялся получить от него какие-то объяснения.
— Вы думаете, это правда? — спросила Эрсилия, которая слышала громкий голос бригадира и была потрясена не меньше своего хозяина.
— Я думаю, он свихнулся, — ответил ей Гермес, который никак иначе не мог объяснить звонок бригадира.
В самом деле, сколько он ни размышлял, но даже приблизительно не мог себе представить, в чем же он нарушил закон. «Глупость какая-то!» — подумал Гермес и переключился мыслями на Джулию. Он набрал ее номер. В трубке раздались частые гудки. «С кем это она разговаривает с утра пораньше?» — удивился Гермес, но тут же вспомнил, что Джулия имеет привычку класть трубку рядом с аппаратом, когда не хочет, чтобы ее беспокоили.
Глава 3
После Пьяченцы, когда автострада снова расширилась, Джулия, как обычно, заняла свободный правый ряд. Италия — страна гонщиков, здесь каждый воображает себя пилотом «Формулы-1», а потому уважающие себя итальянцы считают ниже своего достоинства ездить в крайнем правом ряду, который известный писатель Лука Гольдони окрестил позорным. Джулия же, напротив, предпочитала именно его, называя про себя «мыслительным».
Сидя за рулем своего зеленого «Мерседеса» 1972 года выпуска — он был ровесником ее сына Джордисо, — Джулия ехала не спеша, думая о своем романе. Читатели любили ее книги, а высоколобые критики либо замалчивали, либо называли развлекательным чтивом. У Джулии на их счет тоже было свое мнение. «Если литературный критик, — считала она, — то обязательно дурак».
Она невольно улыбнулась, забыв на время о своих проблемах. Снова пошел мелкий дождь, и Джулия включила «дворники». Их ритмичное монотонное движение по лобовому стеклу успокаивало, и Джулия уже почти без страха думала об ожидающей ее через час процедуре эксгумации останков деда. Брат Бенни и сестра Изабелла, конечно же, отказались ехать, так что она, как всегда, оказалась одна. Вместе было бы не так тяжело.
— Ты же прекрасно знаешь, радость моя, — сказала ей Изабелла, — я до смерти боюсь таких вещей.