Джунгли

Общество быстро разбивается на пары, и скоро вся комната приходит в движение. По-видимому, никто не умеет вальсировать, но это ровно ничего не значит — музыка играет, и все танцуют, кто во что горазд, как раньше пели. Большинство предпочитает тустеп, особенно, молодежь, среди которой этот танец в моде. Пожилые пляшут, как плясали на родине, с торжественной важностью выделывая странные и замысловатые па. Иные вообще не танцуют по-настоящему, а просто держатся за руки, изливая в движениях овладевшую ими неуемную радость. В числе последних Иокубас Шедвилас и его жена Люция — владельцы гастрономической лавки, которые поедают почти столько же своих товаров, сколько продают; они слишком толсты, чтобы танцевать, но все-таки стоят посреди комнаты, крепко обхватив друг друга, покачиваются из стороны в сторону, блаженно улыбаются и являют собой картину беззубого и потного счастья.

Одежда тех, кто постарше, какой-нибудь мелочью обязательно напоминает о родине: это либо вышитый жилет, либо корсаж, либо яркий шейным платок, либо допотопная куртка с широкими лацканами и вычурными пуговицами. Но молодежь, которая уже научилась говорить по-английски и старается модно одеваться, выглядит совсем иначе. Девушки — среди них есть очень миловидные — носят готовые платья или блузки. Юноши не снимают в комнате шляп, и только это отличает их от мелких служащих-американцев. Каждая молодая пара танцует по-своему. Одни тесно прижимаются друг к другу, другие держатся на почтительном расстоянии. Одни неуклюже оттопыривают руки, у других они висят вдоль тела. Одни подпрыгивают, как на пружинах, другие плавно скользят, третьи движутся с достоинством и важностью. Танцуют буйные пары — расталкивая всех, они дико мчатся по комнате. Танцуют робкие пары — они боятся первых и, когда те проносятся мимо, кричат: «Nustok! Kas yra?»[5] Каждая пара весь вечер неразлучна — кавалеры не меняются дамами. Вот, к примеру, Алена Ясайтите — она уже несколько часов подряд танцует со своим женихом, Юозасом Рачиусом. Алена — царица вечера, и не держись она так надменно, она действительно была бы очаровательна. На ней белая блузка, которая, наверно, стоила Алене четырехдневного заработка на консервной фабрике. Придерживая юбку рукой, она танцует изящно и величаво, словно великосветская дама. Юозас работает возчиком на бойне у Дэрхема и зарабатывает большие деньги. Он разыгрывает из себя головореза, носит шляпу набекрень и весь вечер не выпускает изо рта папиросы. А вот Ядвига Марцинкус: она тоже хороша собой, но скромна. Ядвига, как и Алена, красит банки, но ей нужно прокормить больную мать и трех сестренок, так что на блузки она денег не тратит. Ядвига маленькая и хрупкая, у нее черные, как агат, глаза и такие же волосы, которые она закручивает в узел и закалывает на затылке. На ней старое белое платье, она сама сшила его и уже пять лет неизменно надевает на все вечера; талия у платья слишком высока, почти подмышками, и вообще оно ей не очень к лицу, но это мало смущает Ядвигу, которая танцует со своим Миколасом. Она маленькая, а он большой и сильный; она укрылась в его объятиях, словно для того, чтобы спрятаться, и положила ему голову на плечо, а он крепко обхватил ее, словно для того, чтобы унести отсюда, — и так она танцует, и будет танцевать весь вечер, и танцевала бы вечность в блаженном самозабвении. Увидев их, вы, пожалуй, улыбнулись бы, но, знай вы их историю, вы не стали бы улыбаться. Уже пятый год, как Ядвига обручена с Миколасом, и сердце ее изныло. Они уже давно поженились бы, но у Миколаса есть отец, который всегда пьян, а семья большая, и Миколас единственный в ней кормилец. Но даже это не остановило бы их (ведь Миколас квалифицированный рабочий), если бы не несчастные случаи, которые совсем лишили их мужества. Миколас разделывает туши, а это опасное ремесло, особенно если вы работаете сдельно и хотите заработать себе жену. Руки у вас скользкие, нож у вас скользкий, а вы что есть мочи спешите. И тут кто-нибудь заговаривает с вами или нож натыкается на кость. Тогда ваша рука соскальзывает на лезвие и в результате — страшная рана. Но и это было бы не так страшно, если бы не опасность заражения. Рана может зажить, а может и не зажить. Уже дважды за последние три года Миколас лежал дома с заражением крови — в первый раз три месяца, а во второй почти семь. В последний раз он к тому же потерял работу, а это означало добавочных полтора месяца стояния у ворот боен — с шести часов утра в жестокий мороз, когда всюду лежит глубокий снег и снежные хлопья кружатся в воздухе. Найдутся ученые, которые на основании статистических данных скажут вам, что разделыватели туш отлично зарабатывают — по сорока центов в час; но, вероятно, они никогда не видели их рук.