– Да-да, – согласился он, покачав головой. – Но я обещаю тебе исправиться.
– Исправиться? Я уже это, кажется, слышала, – махнула рукой Вероника и пошла в комнату.
Он стряхнул ботинки и направился за ней.
– Что ты слышала?
– Твои обещания.
Он подошёл к ней сзади и обнял за плечи, положив на них свои ладони.
Плечи её были хрупкими и нежными. Под пальцами чувствовались тонкие ключицы, по которым струилась бархатистая, упругая кожа молодой женщины. Он опустил ладони ниже, нырнув под платье, на упругие, налитые, слегка округлые груди, которые, казалось, сочились жизнью, исполнялись ею с избытком, как спелые гроздья винограда. Пальцами он нащупал соски, которые от его прикосновения стали быстро набухать, раскрываться, как бутоны розы, а самые сосцы сделались упругими и острыми, готовыми к прикосновению губ мужчины или младенца.
– Вероника, ты очаровательна! – произнёс он восторженным шёпотом и поцеловал её в шею.
– Спасибо и на этом.
Она стояла и ждала.
Ах, как много бы он отдал, чтобы стать в эту минуту страстным обольстителем, но предыдущая ночь выжгла всю его страсть, и теперь он был опустошён. К тому же обольстителем движет любопытство, которого у него, искусившего многих и многих женщин, давно уже не было. Вернее, нет, оно было, но было направленным на поиск чего-то нового, и он вдруг испугался, что Вероника так быстро ему надоела.
…Ещё два месяца назад он испытывал к ней совсем другие чувства. Она была недоступна для него, и сколько бы раз он под разными предлогами и в разной обстановке не предлагал ей близость, это предложение всякий раз отвергалось, иногда непринуждённо, иногда неожиданно решительно и твёрдо.
Ему льстило, что она не обольщается ни его положением, ни его состоянием, на которое с аппетитом голодных акул взирали многие его знакомые женщины. От этого он терял голову, потому что не знал, как обрести над ней власть.
До него доходили слухи, что Вероника встречается с курсантом или курсантами, но он не желал даже допустить мысли, что кто-то может обольстить её, если уж это не удалось сделать ему, потратившему на это множество сил и средств. Тем более это было не под силу какому-то там курсанту или курсантам, которые в большинстве своём не имели средств для того, чтобы просто заглянуть в ресторан, и, выходя в город, они ошивались по дешёвым пивным, барам и забегаловкам, где присутствовала достойная их уровня публика.
Однажды он всё-таки осмелился спросить у неё: есть ли у неё парень. Вероника уклончиво ответила, что раньше был, но теперь нет. Тогда он спросил напрямик: есть ли среди её знакомых курсанты.
Разговор этот происходил во время одного из их совместного посещения ресторана. Ему нравилось водить её по ресторанам, хотя это не обещало ему ничего из того, что он от неё хотел.
Вероника тогда глянула на него как-то странно, видимо, пытаясь догадаться, что ему, Жоре, известно, и потом согласилась, что знакомый курсант у неё есть, но это деловое знакомство. Жора возразил, какие дела могут быть у неё с этими вояками-оборванцами, но Вероника ответила, что есть вещи, в которых материальное положение не играет никакой роли.
Позже, незадолго до свадьбы Вероника привела на его день рождения какого-то оборванца, в котором Жора чутьём почувствовал «курсача». Это взбесило его, но он не подал виду и решил, что выяснит отношения позже, когда они поедут к нему на квартиру смотреть голографическое видео. Однако «курсач» улизнул вместе с Вероникой прямо из ресторана, и когда неделю спустя он снова увидел её – то состояние Вероники не позволило что-нибудь узнать: у неё умерла бабушка, да и сама она была не здорова.
Больше он этого курсанта не видел… до самой их свадьбы, где он набрался наглости появиться. Жора тогда решил не портить себе торжество, но больше он этого курсанта не видел.
Жора почему-то до мозга костей ненавидел военных. В его понятии это были люди третьего сорта.
В армии, а довелось ему служить в десантно-штурмовой бригаде, он вместе с побоями «дедов», как младенец с молоком матери, впитал в себя эту ненависть. Он ненавидел всех военных, но спецназ всё-таки ставил выше сухопутных крыс, которые, по его мнению, воевать вообще не умеют и разложились полностью от муштры, показухи и безделья.
В городе стояло артиллерийское училище, и потому он дрожал от ненависти мелкой дрожью при виде молокососов в военной форме.
Ещё подростком ему хотелось бить каждого из них. И иногда он участвовал в стычках, когда «кузнечики» слишком запруживали дискотеки и начинали там качать права.
Только однажды судьба заставила воспользоваться его услугами курсанта. Он был без пяти минут выпускник. Жоре тогда нужен был человек со стороны, не из города. И курсант для этого подходил как нельзя лучше. Позже чужака он собирался убрать.
Фикса тогда привёл ему Охромова, который оказался должен ему крупную сумму денег – карточный долг. За работу долг обещали простить. и даже заплатить ещё немного. И Охромов согласился.