Хотя гости, конечно, были — разнообразные шмели, пчелы, жуки-бронзовки, стрекозы, бабочки-перламутровки, лимонницы, капустницы, голубянки. В самом начале лета из невысокой еще травы то тут, то там поднимались зеленовато-желтые и как будто бы слегка светящиеся шары купав. Странные цветы! Кажется, что в своих крупных, так до конца и не раскрывающихся бутонах они прячут какую-то красивую тайну. Неслучайно по-латыни купава называется «троллиус» — цветок троллей… Впрочем, красота всегда тайна, а иногда и гибель. Для мух, мошек, например, сказанное вполне можно понимать буквально. Потому что не раз я заставал на цветке троллей очень оригинального, со вкусом окрашенного паучка-бокохода. Фарфорово-белый, с крупными коричневыми рябинами, он спокойно сидел на желтом шаре, широко расставив свои длинные тонкие передние лапы, поджидая какую-нибудь крылатую эстетически настроенную жертву.
В нескольких сотнях метров от Уютной поляны вскоре была открыта еще одна, правда более обжитая, с двумя черными кругами кострищ. Здесь на молодом осиновом дереве был припасен для меня подарок — дружное семейство ложногусениц, личинок осинового пилильщика. Они выстроились вдоль края листа ровной шеренгой и работали челюстями с таким энтузиазмом, что лист исчезал на глазах. Завидев меня, они, как по команде, подняли вверх зады (такова их поза угрозы) и в таком виде продолжали трудиться перед объективом фотоаппарата. Время от времени из верхних концов вопросительных знаков появлялись и падали вниз темные комочки. Пронизанные солнечными лучами виноградно-прозрачные зеленовато-медовые ложногусеницы с черными лакированными головками были чрезвычайно красивы на голубом фоне неба. Разумеется, я потратил на них целую пленку.
Эта вторая поляна вообще оказалась очень щедрой. В августе она сплошь покрылась высокой кустистой травой и светло-фиолетовыми цветами с неблагозвучным названием «короставник». На короставнике во множестве лакомились лимонницы, белянки, павлиний глаз, перламутровки, адмиралы, цветочные мухи — сирфиды. Во всех направлениях на бреющем полете поляну прочесывали грозно жужжащие бембексы. Завидев на цветке муху, они без колебаний пикировали, хватали лакомку и тащили ее куда-то… Бембексов на поляне было так много, что вполне уместно, я думаю, будет так и назвать ее — поляна Бембексов. На кострище поляны иногда вдруг в конце июля вспыхивали холодным голубовато-лиловым огнем крылья бабочек-переливниц. И по нескольку раз на день с непонятной целью навещали ее надменно печальные, очень красивые в своих бархатных шоколадных плащах с палевой оторочкой траурницы.
…Но крадется, крадется осень. Все в нашей жизни имеет конец. Впрочем, может быть, это и хорошо? Ведь как великолепны деревья осенью! Лимонно-желтые, круглые, отороченные аккуратными зубчиками листья лип похожи на геральдические щиты. А с какой щедростью дерево сорит ими! Как будто хочет оставить по себе хорошую память в лесу, как будто не знает, что быть этой красоте от силы месяц. Облетят листья, навалятся беспорядочным слоем, где уже один лист от другого не отличишь, и скоро пожухнут, сморщатся, высохнут, потеряют всю свою красоту. А все-таки наряжается липа, все-таки держит фасон напоследок! Клены, осины и вовсе не знают меры: и багряные листья, и бордовые, и канареечные, и пятнистые, и пегие. Но совсем уж необычайным цветом окрашивается бересклет. Я уж не говорю о том, что плоды, своеобразные ягоды его, имеют какой-то странно-мистический вид: то ли цыганские сережки, то ли оранжевые или даже ярко-алые глазные яблоки с черными блестящими зрачками… Но листья-то, листья! В Левитановском овраге листья бересклета в сентябре имеют совершенно определенную без всяких там рябин и пятен лилово-розовую окраску. Ничего общего с летней зеленью! Вот и увядание имеет своеобразную прелесть… Великий закон природы — теряя, приобретаешь. А также наоборот.
Но облетели все листья. На лесной тропинке в косых солнечных лучах светятся кленовые звезды. А лес готов к зиме. Голым скелетам лиственных теперь не опасен снег: он ссыплется вниз и не обломит тонких веточек. Только хвойные стоят как ни в чем не бывало, разве общее выражение у них какое-то мрачно-насупленное. Хоть и нипочем им, северянам, снег и морозы, а все-таки, наверное, грустно. Не за себя, так небось за других. Да и птицы вот улетели… Остались, конечно, некоторые, но… все-таки…
Наконец-то! Как ни страшна сама по себе зима, а ноябрьская неизвестность страшнее. Пошел снег, и как весело, как нарядно стало в лесу. Ничего страшного, оказывается! Действительно, в зиме своя прелесть! И чисто, и воздух свежий, и тишина. И жизнь в зимнем лесу продолжается. Лоси, белки, зайцы, дятлы, синицы, щеглы, снегири… Бывают, правда, такие морозы, что аж кора лопается, но все ж таки ничего, терпеть можно.
Тем более что не успела зима по настоящему в силу войти, а день-то глядишь, прибавляется. Вот и солнце повыше, теплее стало. А вот и… Что это? Первые капли. Все снова начинается, жизнь прекрасна!
Мегарисса