Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано

Мы подъезжали к больнице, когда у меня зазвонил телефон. Чутье Уитни ее не подвело. Кишечник Джунипер разорвался. Врачи говорили о его перфорации. Это звучало так, словно все можно было исправить с помощью заплаты, как в случае с велосипедной шиной. Воздух и каловые массы накапливались внутри брюшной полости ребенка, способствуя размножению бактерий. Именно от этого я и надеялась ее защитить, выдавливая из себя это паршивое молоко. Исследования доказывали, что грудное молоко — лучшая защита от этого заболевания, но так как у меня его было слишком мало, ребенок питался в основном сухой смесью.

«Как скоро вы сможете подъехать?» — спросил врач. «Мы уже паркуемся — ответила я. — Будем на месте в пять».

Мы вбежали в главный вход больницы, поднялись в отделение интенсивной терапии и увидели сборище медиков у ее инкубатора. Крышка была снята. Малышка лежала внутри, живот был раздут. Ее организм не успел пострадать настолько, чтобы мониторы зафиксировали какие-то изменения. Чутье Уитни было единственной предпосылкой.

Мы никогда еще не видели ее так четко и близко, как тогда. Ее лицо было повернуто набок, и я видела, как голова малышки меняла форму при каждом движении ею. Она была чуть сплюснута по бокам. Ее волоски были темными и казались мокрыми. Мы оба на секунду прикоснулись кончиками пальцев к ее ручкам.

Кто-то подал нам бумагу, подтверждающую согласие на хирургическое вмешательство. Я подписала его, не читая. После этого нас попросили выйти.

Хирурги поместили внутрь ее живота дренажную трубку, похожую на соломинку для напитков, чтобы очистить ее брюшную полость.

Нам оставалось лишь ждать, когда станет ясно, выживет ли она, погубит ли ее инфекция или умрет ее кишечник.

По словам врачей, то, что она получала грудное молоко, — прекрасно. Возможно, это могло ей помочь.

Мы пытались найти нужные слова, чтобы выразить благодарность 28-летней медсестре, которая заметила то, чего мониторы распознать не смогли.

— Уитни, — сказал Том. — Уитни…

— Я знаю, — ответила она. — Не представляю, что могло бы случиться.

Мы хотели провести ночь рядом с Джунипер, поэтому, пока хирурги работали, мы помчались домой, чтобы выгулять собаку. Том задержался у книжной полки в своем кабинете и взял с нее первую книгу о «Гарри Поттере» в твердой обложке.

«Ты уверен, что она к этому готова? — спросила я его деликатно. — Может, выберешь что-то полегче?»

Я знала, что Том смотрит на мир через призму литературы, но я не понимала, почему он выбрал «Гарри Поттера». Она ни слова бы из него не поняла. Я знала, что его выбор частично был обусловлен рассказом, который он писал о себе, о том, какой он отец. Наступила полночь. Двигаясь по автомагистрали, мы видели вдалеке огни больницы. Как и всегда, наш взгляд был прикован к шестому этажу.

«Я просто не хочу, чтобы она была в одиночестве, — сказал Том. — Пусть знает, что она не одна».

Когда мы приехали, он поставил табурет рядом с инкубатором и открыл книгу.

«Глава первая, — начал он. — „Мальчик, который выжил“».

Выбор первой книги из серии, состоящей в общей сложности из четырех тысяч страниц, был проявлением надежды. Я знала, что он намеревался прочитать ей все семь книг, даже если бы это заняло у него семь лет. Я надеялась, что когда она сможет их по-настоящему понять, Том перечитает их снова. А еще я понимала, что это мог быть его единственный шанс.

Мы следили за цифрами на мониторе. Зеленым светился пульс. Белым — частота дыхательных движений. Синим — показатели насыщения крови кислородом. Эти цифры были чарующими. Я смотрела на них, не засыпая, в то время как этаж постепенно затихал.

Уитни принесла мне одеяло. На ночь я расположилась на стуле и наблюдала за тем, как Том читает, смахивает слезы и продолжает читать. Книга была о ребенке, который выжил после нападения воплощенного вселенского зла. Он выжил, потому что его мать стояла у его колыбели и защитила его ценой своей жизни. Том заснул, облокотившись на инкубатор и воспользовавшись книгой в качестве подушки.

Утром я проснулась и увидела, что он переместился на соседний от меня стул. Не считая его храпа, в отделении интенсивной терапии не было слышно ни единого звука. Остаток жизни ребенка вполне может исчисляться часами или минутами. Кризис мог произойти в любое время дня и ночи. Почему дежурных врачей должно быть меньше лишь из-за того, что на часах 05:00? Я с радостью заметила, что за окнами небо начинало светлеть, как будто поднимался занавес. Скоро придут еще врачи, хирурги — люди, у которых будут ответы на наши вопросы. Я представляла их в белых одеждах, на конях как кавалеристов.

Примерно в шесть часов УЗИ-специалист подкатил к инкубатору Джунипер свой портативный аппарат. Он поднял крышку и положил ее голову себе на ладонь. Другой рукой он прижал датчик ультразвука к большому пульсирующему родничку. У меня ком встал в горле, и я разбудила Тома.