Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано

В конце концов она призналась мне, что преждевременное рождение Джунипер было спровоцировано тем, что Маппет врезалась головой ей в живот, а не падением с велосипеда. Мне было все равно. Это не имело никакого значения.

Однажды утром нам позвонили из молочного хранилища и сказали, что у них больше нет места для молока Келли и что нужно забрать его домой.

Они упаковали бутылочки с замороженным молоком, все четырнадцать сотен, в гигантские пакеты и погрузили их на тележку. Пирамида из бутылок была почти с меня ростом, и пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы закатить тележку в лифт, а затем погрузить все это изобилие в автомобиль.

Сам факт того, что мы забирали сто сорок килограммов грудного молока для ребенка весом два с половиной килограмма, казался таким абсурдным, что мы не могли удержаться от смеха.

Мы купили отдельную морозильную камеру и только потом поняли, что она недостаточно большая. Вот смеху-то было! Смех возвращался в нашу жизнь, это было хорошим знаком.

Мы оба начали верить, что наша дочь все же окажется дома.

Медсестры подходили ко мне в коридоре и говорили, что ни разу не видели ребенка, которому удалось выйти из критического состояния и оправиться до такой степени, как это получилось у Джунипер.

Теперь, когда они слышали, как она плачет, жалуется и требует, чтобы я взял ее на руки, они улыбались.

«Ваша дочь невероятно волевая, — сказала одна из медсестер. — Именно поэтому она до сих пор жива». Она посмотрела на инкубатор, внутри которого Джуни снова плакала. «Но каково вам будет, когда она станет подростком! — добавила она. — Я вам сочувствую».

Келли: пора домой, малышка!

В сентябре пришло распоряжение перевести Джунипер в другую часть отделения интенсивной терапии, где находились дети в менее критическом состоянии. Некоторые медсестры называли ее «местом чмоканья и срыгивания».

Трейси практически не работала в северном крыле. «Чмоканье и срыгивание» было не для нее. Ей нравились крошечные младенцы, которые не могли плакать, которым требовались самые крепкие руки и самый внимательный уход. Я понимала ее. Эти младенцы нуждались в ней. Однако я грустила, что день расставания рано или поздно наступит. Я не могла без Трейси. Не могла оставить ее здесь.

«Все в порядке, — сказала она мне. — Я пойду с вами».

Неудивительно, что поначалу она не хотела быть для кого-то основной медсестрой. Ради Джунипер она приходила в свои выходные, меняла расписание, а теперь переносила свои сабо с рисунком «зебра» и пляжную сумку в другой конец отделения. В данный момент большая часть младенцев, за которыми ей необходимо было ухаживать, находилась там. Эти малыши уже могли реагировать на звуки и свет. Они срыгивали. Испражнения вытекали из их гигантских подгузников. Я хотела обнять Трейси, но она этого не любила, поэтому я тихо порадовалась про себя.

Если и уходить, то стильно, решили мы. Мы нарядили Джунипер в кукольную куртку из искусственной кожи, шляпу в стиле Ареты Франклин и новую розовую балетную пачку, сшитую Трейси. Мы наполнили тележку мягкими игрушками, одеяльцами и книгами и перекатили ее детскую кроватку в новую палату. Трейси разрешила мне донести Джунипер на руках.

Медсестры и родители из других палат, прервав все свои занятия, смотрели на нас.

Целый день к нам заходили гости, чтобы увидеть наряд Джуни. Северное крыло было полно незнакомых лиц. Никому не была известна история Джунипер: долгие ночи, на протяжении которых она была близка к смерти; дни, когда отек изменил ее до неузнаваемости; недели, когда из нее сочилась вода, как из неисправного крана. На дверцу шкафа я прикрепила фотографии, по которым все можно было понять.

В палате напротив дети надолго не задерживались. Одна мама вышагивала по отделению интенсивной терапии в огромных темных очках и никогда их не снимала. Она носила туфли стриптизерши и платье с таким вырезом, что я видела каждый сантиметр ее набухшей татуированной груди. Она целыми днями сплетничала по телефону, в то время как ее ребенок лежал в кроватке без присмотра.

Отец другого малыша просто спал в кресле, надвинув на глаза кепку дальнобойщика, не обращая ни малейшего внимания на новорожденную. Мне было интересно, зачем он вообще здесь находился. «Вы готовы забрать ее домой?» — спросила медсестра. «Ага», — ответил он, даже не взглянув на нее.

Одна пара пыталась научиться надевать подгузник. Трейси терпеливо обучала их.

«Протирая салфеткой маленьких девочек, нужно двигаться спереди назад, понятно?» — говорила Трейси.

Ребенок плакал. Мать копошилась с подгузником и ругала дочь.

«Ох, как же тебе тяжело, — сказала она достаточно громко, чтобы было слышно в коридоре. — Жизнь — дерьмо, да? Да, хреново быть тобой. Хреново быть тобой».