Джура

Максимов не спеша подъехал, спешился, отдал лошадь бойцу и, пошатываясь на затекших ногах, обратился к седобородому караван-баши:

— Как доехал, Ашубаев? Не узнаешь друзей?

Караван— баши радостно вскрикнул и долго тряс протянутую руку. Белая собачонка замолчала и спокойно улеглась возле костра. Всю ночь Максимов просидел у костра, слушая новости караванщиков, прибывших из Кашгарии.

От них он узнал о нападении на караван в Алайской долине двух грабителей. Они рассказали ему, что неожиданно прибывший джигит Джура наказал воров и даже заставил их заплатить потерпевшим за пережитый страх.

Максимов сразу заинтересовался происшедшим. Сомнений быть не могло. По описаниям, это был тот самый Джура из Мин-Архара, которого басмачи Юсуфа увезли прошлой осенью с собой. Разговор зашел о банде Ибрагим-бека. Ашубаев рассказал, что в Кашгарии говорят о басмачах Тагая, которые должны перейти границу для помощи Ибрагим-беку.

Вдруг собачка, до сих пор спавшая спокойно, вскочила и отчаянно залаяла на груду камней. Верблюды, подняв голову, смотрели на эти же камни.

— Верблюжий вор? — спросил Максимов.

Этого было достаточно, чтобы караванщики, чувствовавшие себя весьма храбро в присутствии Максимова, побежали к камням. После непродолжительной борьбы они приволокли к костру невысокого коренастого киргиза. Это был Кучак. У одного караванщика лоб был рассечен и кровь заливала глаза. Караван-баши держал камчу, вырванную из рук киргиза, и с удивлением рассматривал её. — Не трогайте меня! — громко кричал Кучак. — Если хоть один волос упадет с моей головы, виновника постигнет смерть от руки моего друга Максимова. Я спешу к нему, и горе вам, преграждающим мой путь! Я болен множеством ужасных болезней: оспой, проказой… — Он осекся, увидев знакомое лицо караван-баши. — А-а-а-а… Это ты… — смущенно продолжал он. — Дай же мне идти дальше. У меня важные вести. Мой друг Максимов наградит тебя.

— А кто он, этот твой друг? — перебил его Максимов с интересом.

— Максимов? — спросил путник. — О, это «Человек, который везде»! И он не любит длинных языков и пустого любопытства! Путник пошатнулся, замолк и быстро опустился возле костра. Пыльный халат, порванные ичиги и выражение усталости на осунувшемся лице показывали, что он прошел длинный путь. — А где твой конь? — спросил Максимов.

— На дороге остался, — устало ответил незнакомец. — Отдай мне своего коня. Максимов возвратит тебе два.

— Кто ты такой? — спросил Максимов.

— Я? Я… я киргиз… Какое тебе дело, кто я? Я друг Максимова. — Я — Максимов! И совершенно не знаю тебя. Довольно болтать, сейчас же говори правду! Кто ты и откуда?

— Ты Максимов? — удивился путник. — Нет, нет, ты обманываешь бедного неграмотного киргиза.

— Это истинная правда, — сказал караван-баши, с любопытством прислушиваясь к разговору.

Путник с красными от бессонницы и слезящимися от ветра глазами долго всматривался в Максимова и наконец сказал плачущим голосом:

— Я Кучак, меня послал Джура. Но откуда я могу знать, что ты действительно Максимов? Мне Джура говорил: шрам… У тебя, правда, шрам под левым ухом. Ты Максимов!… — Кучак сразу повеселел и ожил. — Я был в Горном кишлаке, искал тебя там… Горный кишлак сегодня днем заняли басмачи Тагая. Они и сейчас там. — Ты что-то путаешь, Кучак, — спокойно сказал Максимов. — Ах, начальник, верь мне! Басмачи один за другим пришли на базар, как дехкане, без оружия. А потом кишлак взяли. И оружие оказалось, и всё… Рахим сказал мне: «Иди к начальнику, спрашивай у киргизов о „Человеке, который везде“. Расскажи ему». Максимов не обнаружил чрезмерного волнения.

— Так! А что ты говорил о Джуре? Сегодня я о нем второй раз слышу.

— Джура послал меня в Горный кишлак и рассказал, что надо делать. Дело такое: старый охотник Идрис сказал Джуре, что границу перейдет Тагай с бандой. Меня и Саида Джура отправил на гору сторожить другой проход. Потом, уже ночью, приехал и говорит: «Поймали».

— Тагая?

— Тагая!

— Ты, может быть, ошибаешься, Кучак? Ты хорошо знаешь, что пойман именно Тагай?

— Раз говорю — значит, знаю, — ответил Кучак. Сонный, как сова днем, он сидел покачиваясь и, закрыв глаза, еле слышно говорил. Максимову казалось, что он сейчас совсем заснет и упадет.

— Говори понятно, отвечай на вопросы, — сказал Максимов. — Зачем Джура послал тебя в Горный кишлак?

— Пусть уйдут подальше караванщики, — сказал Кучак. — Это большая тайна.

Он оглянулся — караванщики были далеко от них. Светало, и они собирались в путь.

— У меня есть для тебя очень важная тайна, — повторил Кучак. — Говори, тихо сказал Максимов.

— Она у меня в ичиге.

— Тайна?

— Да! Одна бумага. О ней Джура сказал так: «Иди дни и ночи, прокладывай путь себе песней, ножом и обманом, но вручи её Максимову».

— Давай, давай! — нетерпеливо сказал Максимов. Кучак снял ичиг, вынул свернутую тряпку и достал грязный белый кусок шелка.