Джура

Собрал Султан-Ишан почти всех своих басмачей, кроме караульных, а среди собравшихся было много местных дехкан. Колоритность речи Козубая потрясающа, но, если перевести ее на русский язык, она очень много потеряет. Надо вам сказать, что Козубай заранее подготовился. От пленных и перебежчиков он узнал подноготную многих басмачей, был осведомлен об их спорах, распрях, личных счетах… Он обратился не только к присутствующим, но и к их отсутствующим отцам и дедам, воззвал к памяти их прадедов и пращуров. Он поведал о том, как неправда богатых убила правду бедных. Он затронул самые больные струны бедняцкой судьбы. Напомнил, что большевики сожгли «Кабальную книгу», по которой каждый должник, не оплативший в срок долга, становился рабом того, кто заплатил за него долг.

Он напомнил имена малолетних дочерей дехкан, взятых в погашение долга богатыми… «Разве это вода в реках? — говорил он. — Вы пьете слезы таджикских сирот. Разве не жгут они вам сердце?..» И так далее… Он рассказал о том, как хорошо жить без баев и без насилия, и сказал, что, если басмачи разоружатся, он, Козубай, гарантирует им свободу. Тут он пустился фантазировать, какой радостной будет советская жизнь через несколько лет. Зная способности Козубая, я думаю, это выглядело красочнее, чем седьмое небо аллаха.

«Кто же мешает строить вольную жизнь? Кто же украл смех, улыбки и радость?..» И Козубай назвал двух старших басмачей, требовавших от Султан-Ишана активных действий вопреки желанию остальных басмачей, решивших выжидать. Затем он слегка коснулся истории басмаческого движения. Он призывал не верить английским шпионам, раздувающим огонь неверия.

Он так красочно говорил о страданиях жен, потерявших мужей, о страданиях матерей и сирот, потерявших сыновей и отцов, изображая это в лицах, а потом так ярко описал их радость, если Султан-Ишан сложит оружие и покажет всему миру пример истинного человеколюбия, что Султан-Ишан прослезился. Может быть, он только сморкался, но Козубай ухватился за это. «Ты плачешь? — воскликнул он. — Это слезы раскаяния!»

Вот тут-то Козубай и разошелся. Я говорю вам, что это поразительный агитатор! Конечно, его речь не смогла бы быть напечатанной в газете и не слишком бы понравилась ортодоксальным начетчикам, но это была речь!.. Может быть, вы скажете, что я басни рассказываю, что такого не бывает? Так это же исторический факт, что Султан-Ишан приказал сложить оружие… В пяти кучах было больше трехсот винтовок. А как вы думаете, Ивашко, что после этого сделал Козубай?

Козубай, все время сидевший с простодушной усмешкой на лице, вынул из-за пояса крошечную тыкву с насвоем и, отсыпав немного табачного порошка на ладонь, порывистым движением бросил его под язык, а тыкву передал Максимову.

— Думаю, что Козубай расстрелял курбаши Султан-Ишана.

Максимов досадливо поморщился:

— Он возвратил все винтовки Султан-Ишану и сказал, что он ему верит и поручает разбить другие басмаческие банды, мешающие народу жить спокойно. Удивляетесь? Обычный начальник милиции так бы не сделал?

— Конечно!

— Но это привело к тому, что сдалось еще несколько банд. А вы — расстрелять! Поговорите, потолкуйте с Козубаем, это вам пойдет на пользу.

Внесли большое блюдо дымящегося плова. Козубай пригласил всех сесть за стол. Гости вымыли руки и принялись за еду.

Вдруг в комнату вошел киргиз с винтовкой за плечами. Он быстро заговорил по-киргизски, обращаясь к Максимову. Максимов встал.

— У меня срочное дело, — сказал он по-русски. — Ты, Козубай, оставайся. Я поеду сам и возьму десять человек.

— Товарищ начальник, возьмите меня! — по-русски взмолился Рахим. — Я уже исправился, честное слово!

— Опять будешь своевольничать, воображая себя великим полководцем?

— Товарищ начальник, ведь я уже почти бывалый пограничник. Как интересная операция, так всегда без меня! А кто для вас открыл рябого исмаилита? Кто отвязал для вас белую кобылу? Товарищ начальник!

— Уговорил. Седлай для себя Серого. Скачи с моей запиской к начальнику милиции. Я все, что нужно, напишу. Потом жди меня в зарослях у мельницы. Выполняй.

— В чем дело? Что такое случилось? — спрашивал Ивашко, когда они остались вдвоем с Козубаем.

— Так, — нехотя ответил Козубай. — Банда захватила одного человека.

— Крупного партийца?

— Бывшего курбаши.

— Из-за бывшего курбаши такая тревога? Кто же этот курбаши?

— Имя ему Большая Тайна, — с нарочитой таинственностью сказал Козубай, прикладывая палец к губам и прищуривая левый глаз.

— Не скажете?

— Нет, — решительно ответил Козубай.

Юрий обиделся по-мальчишески. Выражение досады появилось на его лице. Он быстро замигал глазами, незаметно удаляя неожиданно появившуюся влагу на глазах. Он же спрашивал не из простого любопытства, а Козубай, как только он захотел узнать больше, сразу провел резкую черту между собой и им. Он интересуется случившимся из желания помочь. Ведь он тоже советский человек. Более того — он комсомолец!

Максимов мог бы его взять с собой, но не взял.