Джузеппе Бальзамо (Части 1, 2, 3)

— Не пытайтесь меня задеть, ваше высочество, — отвечал Бальзамо, — я не более чем орудие в руках Божьих, которым Господь пользуется для того, чтобы вас просветить. Не дразните судьбу, иначе она ответит вам тем же: она сумеет за себя отомстить. А я только передаю ее волю. Так не пытайтесь направить на меня свой гнев за то, что я сопротивляюсь: он к вам вернется. Но не мне отвечать за несчастья, о которых я призван вас известить.

— Так меня ждут несчастья? — удивилась принцесса; почтение, с которым говорил Бальзамо, смягчило и обезоружило ее.

— Да, ваше высочество, и очень большие несчастья, — с показным смирением прибавил он.

— Расскажите мне об этом подробнее.

— Попытаюсь.

— Итак?

— Задавайте мне вопросы.

— Будет ли счастлива моя семья?

— О какой из них вы спрашиваете: о той, которую вы оставили, или о той, которая у вас будет?

— Я спрашиваю о своей настоящей семье: о матери Марии Терезии, брате Иосифе, сестре Каролине.

— Ваши несчастья их не коснутся.

— Так они ожидают одну меня?

— Вас и вашу новую семью.

— Не могли бы вы сказать точнее, о каких несчастьях идет речь?

— Мог бы.

— В королевской семье три принца, не так ли?

— Совершенно верно.

— Герцог Беррийский, граф Прованский и граф д’Артуа.

— Совершенно верно.

— Какая судьба их ожидает?

— Все они будут царствовать.

— Означает ли это, что у меня не будет детей?

— Нет, будут.

— У меня не будет сыновей?

— Будут и сыновья.

— Мне будет суждено пережить их?

— Вам будет жаль потерять одного, вы также пожалеете, что другой останется жить.

— Буду ли я любима супругом?

— Он будет вас любить.

— Сильно?

— Слишком сильно.

— Какие же несчастья могут мне угрожать, позвольте вас спросить, если я буду любима супругом и меня будет поддерживать моя семья?

— Вам этого будет недостаточно.

— Мне останется еще любовь и поддержка подданных.

— Любовь и поддержка подданных!.. Да ведь это океан во время затишья… А вам не приходилось, ваше высочество, видеть бушующий океан?

— Я буду делать добро и помешаю разразиться буре, а если она начнется — я поднимусь на ее волне.

— Чем выше волна, тем глубже открывающаяся бездна.

— Со мной будет Бог.

— Бог не защищает тех, кого обрек на гибель.

— Что вы хотите этим сказать? Разве мне не суждено быть королевой?

— Напротив, сударыня, но лучше бы вас миновала чаша сия.

Молодая женщина презрительно улыбнулась.

— Слушайте, ваше высочество, и вспоминайте, — проговорил Бальзамо.

— Я вас слушаю, — сказала дофина.

— Обратили ли вы внимание, — продолжал прорицатель, — на гобелен, висевший в той комнате, в которой вы провели свою первую ночь на французской земле?

— Да, — вздрогнув, отвечала принцесса.

— Что было изображено на гобелене?

— Избиение младенцев.

— Признайтесь, что зловещие лица убийц запечатлелись в памяти вашего высочества!

— Да, запечатлелись.

— Хорошо. А скажите, вы ничего не заметили во время грозы?

— Молния угодила в дерево слева от меня, и, падая, оно едва не раздавило мою карету.

— Вот это и есть предзнаменования, — мрачно произнес Бальзамо.

— Роковые предзнаменования?

— Мне кажется, трудно истолковать их иначе.

Принцесса уронила голову на грудь и замолчала.

— Какая смерть ожидает моего супруга? — собравшись с духом после короткой паузы спросила она.

— Он будет обезглавлен.

— Как умрет граф Прованский?

— Без ног.

— Как умрет граф д’Артуа?

— Потеряв двор.

— А я?

Бальзамо покачал головой.

— Говорите… — настаивала принцесса, — говорите же!

— Мне нечего вам сказать.

— Я жду вашего ответа! — воскликнула охваченная дрожью Мария Антуанетта.

— Помилуйте, ваше высочество!

— Говорите же, — повторила принцесса.

— Ни за что, ваше высочество, никогда!

— Говорите! — угрожающе проговорила Мария Антуанетта. — Говорите, или я подумаю, что все это не более чем забавная комедия. Но тогда берегитесь: с дочерью Марии Терезии, женщины, которая держит в своих руках жизнь тридцати миллионов человек, шутки плохи!

Бальзамо молчал.

— Так вы ничего больше не знаете, — презрительно пожав плечами, сказала принцесса. — Или, вернее, вы исчерпали свое воображение.

— Повторяю, мне известно все, ваше высочество, — возразил Бальзамо, — и раз вы настаиваете…

— Да, я требую!

Бальзамо взял графин, стоявший на золотой тарелке, и перенес его в темное место в беседке, где из искусно обтесанных камней было сложено нечто вроде грота. Взяв затем эрцгерцогиню за руку, он увлек ее под темные своды грота.

— Вы готовы? — спросил он принцессу, напуганную его неожиданными действиями.

— Да.

— Опуститесь на колени, ваше высочество, на колени: молите Бога, чтобы он уберег вас от развязки, которая вам уготована.

Дофина машинально опустилась на колени.

Бальзамо коснулся палочкой хрустального сосуда, в котором отчетливо стало видно чье-то мрачное и ужасное лицо. Мария Антуанетта попыталась подняться, пошатнулась и упала. Вскрикнув, она потеряла сознание.

Барон вбежал и увидел, что принцесса лежит без чувств.

Спустя несколько минут она пришла в себя.

Она схватилась за голову, будто что-то припоминая.

С невыразимым ужасом она вскричала:

— Графин! Графин!

Барон подал ей графин. Вода в нем была чиста и прозрачна.

Бальзамо исчез.

XVI