Джузеппе Бальзамо (Части 1, 2, 3)

— Не огорчайтесь, сир. Ведь разлука не будет долгой, не так ли? Мои сестры еще ничего не знают, как мне кажется; по крайней мере, я предупредила о своем отъезде только своих фрейлин. Я готовилась к нему целую неделю и страстно желаю, чтобы мой отъезд не вызвал никакого шума, пока за мной не захлопнутся ворота Сен-Дени. А тогда мне уже будет все равно…

Король взглянул дочери в глаза и понял, что ее решение окончательно. Ему тоже хотелось, чтобы она уехала без лишнего шума. Ее высочество Луиза опасалась, что ее решение вызовет у отца слезы, а он щадил свои нервы.

К тому же он собирался отправиться в Марли, а пересуды и сплетни в Версале неизбежно заставили бы его отложить эту поездку.

Ну и, наконец, он надеялся, что ему не придется теперь после обычных своих оргий, недостойных его ни как короля, ни как отца, читать в грустных и строгих глазах дочери упрек в беззаботной праздности, которой он с таким удовольствием предавался!

— Пусть будет так, как ты хочешь, дитя мое, — сказал он. — Подойди, я тебя благословлю, ведь ты меня так радовала!

— Позвольте поцеловать вашу руку, сир, а свое благословение пошлите мне мысленно.

Для тех, кто знал о намерении ее высочества уйти в монастырь, прощание было торжественным и вместе с тем поучительным зрелищем: с каждой минутой принцесса становилась ближе своим славным предкам, которые, казалось, следили за ней из золоченых рам и были благодарны за то, что еще при жизни она стремилась соединиться с ними в фамильном склепе.

Король проводил дочь до дверей, простился с ней и, не проронив ни слова, пошел обратно.

Придворные последовали за ним, как того требовал этикет.

XXVIII

ТРЯПКА, ПУСТОМЕЛЯ И ВОРОНА

Король отправился в туалетную, где он, по своему обыкновению, проводил некоторое время перед охотой или прогулкой. Он лично отдавал распоряжения относительно услуг, которые понадобятся ему на остаток дня.

Дойдя до конца галереи, он отпустил придворных.

Оставшись один, Людовик пошел по коридору, в который выходила дверь апартаментов их высочеств. Дверь была скрыта от глаз гобеленом. Король замер на минуту в нерешительности и покачал головой.

— Была среди них одна достойная, — процедил он сквозь зубы, — да и та уехала!

Это весьма нелестное для других дочерей короля замечание было встречено громкими возгласами. Гобелен приподнялся, и возмущенные девицы в один голос воскликнули:

— Спасибо, отец!

Они окружили Людовика XV.

— А, здравствуй, Тряпка! — обратился он к старшей, ее высочеству Аделаиде. — Признаться, мне безразлично, рассердишься ты или нет: я сказал правду.

— Да вы не сообщили нам ничего нового, сир, — заметила ее высочество Виктория, — мы знаем, что Луиза была вашей любимицей.

— По правде сказать, ты совершенно права, Пустомеля!

— Чем же Луиза лучше нас? — ядовито спросила ее высочество Софи.

— Да тем, что Луиза меня не мучает, — тут же ответил король с простодушием эгоиста, совершенным типом которого он был.

— Можете быть уверены, отец, что она вас еще помучит! — проговорила ее высочество Софи с такой злостью, что король невольно поднял на нее глаза.

— О чем это ты, Ворона? — спросил он. — Уж не откровенничала ли с тобой перед отъездом Луиза? Это было бы странно: ведь она тебя терпеть не может!

— Сказать по правде, это у нас взаимно, — отвечала ее высочество Софи.

— Прекрасно! — воскликнул Людовик XV. — Можете друг друга ненавидеть, презирать, хоть в клочья разодрать, это ваше дело! Меня это не касается, лишь бы вы не мешали мне восстановить порядок в этом царстве амазонок. Впрочем, хотел бы я знать, чем бедняжка Луиза могла бы мне досадить.

— Бедняжка! — в один голос вскричали ее высочество Виктория и ее высочество Аделаида, по-разному сложив губы.

— Я вам скажу, чем она могла бы вам досадить! — объявила ее высочество Софи.

Людовик XV поудобнее устроился в огромном кресле, стоявшем недалеко от двери, на случай если пришлось бы спешно уносить ноги.

— Ее высочество Луизу одолевает тот же бес, что и аббатису Шелльскую: она отправилась в монастырь ради того, чтобы ставить там свои опыты.

— Ну-ну, пожалуйста, без намеков, — оборвал ее Людовик XV. — Не надо ставить под сомнение добродетель вашей сестры. Слава Богу, на сей предмет не было никаких сплетен, хотя обычно это великолепный предлог для того, чтобы посудачить. Так что не вам затевать подобные разговоры.

— Не мне?

— Именно не вам!

— А я и не собираюсь рассуждать о ее добродетели, — возразила ее высочество Софи, задетая за живое тем, что король подчеркнул слово «вам», а потом еще раз его повторил.

— Я говорю, что она собирается проводить там опыты, только и всего.

— Ну и что ж из этого? Пусть занимается химией, гербами, плетением кресел, играет на флейте, стучит в барабан, мучает клавесин или щиплет струны — вам что за дело? Что вы нашли в этом дурного?

— Я хотела сказать, что она будет заниматься политикой.

Людовик XV вздрогнул.