Джузеппе Бальзамо (Части 4, 5)

Придворные оставили приемную дофина и устремились в Рюэй, где жила фаворитка: такой длинной вереницы карет 17 381 на дороге не видели со времен изгнания герцога де Шуазёля в Шантелу.

Вот так складывались обстоятельства. Значит, если король выживет, графиня Дюбарри по-прежнему будет королевой.

Если же король умрет, г-жа Дюбарри станет не более чем всеми презираемой куртизанкой.

Вот почему 9 мая 1774 года в восемь часов вечера Версаль представлял собою столь любопытное и интересное зрелище.

На Пласд’Арм перед дворцом, у решетки, стали собираться толпы людей в надежде узнать последние новости.

Это были обыватели из Версаля и Парижа; в самых заискивающих выражениях они пытались справиться о здоровье короля у гвардейцев, молча ходивших взад и вперед перед дворцом, заложив руки за спину.

Мало-помалу толпы любопытных стали редеть; парижане уселись в экипажи и мирно отправились домой; жители Версаля, уверенные в том, что узнают новости из первых рук, тоже стали расходиться.

В городе остались ночные патрули, исполнявшие свои обязанности не так рьяно, как обычно; огромный муравейник, именуемый Версальским дворцом, постепенно затих к ночи, как, впрочем, и окружавший его мир.

На углу обсаженной деревьями улицы, тянувшейся вдоль фасада дворца, на каменной скамейке сидел в этот вечер под густой каштановой кроной господин преклонных лет; он опирался обеими руками на трость, а голову опустил на руки, в задумчивости глядя на дворец. Несмотря на то что это был уже согбенный, больной старик, глаза его горели молодым огнем, в них будто отражалась навязчивая мысль.

Он так глубоко задумался, что не замечал на другой стороне площади еще одного господина. Тот потолкался вместе с другими любопытными у дворцовой решетки, расспрашивая телохранителей и направился прямо через площадь к скамейке с намерением передохнуть.

Это был молодой человек. У него было скуластое лицо, приплюснутый лоб, орлиный нос, а губы его кривились в язвительной усмешке. Направляясь к скамейке, он посмеивался, словно отвечал своим затаенным мыслям.

Шагах в трех он заметил старика и отступил, разглядывая его искоса и пытаясь вспомнить его имя; он только боялся, как бы его пристальный взгляд не был превратно истолкован.

— Решили подышать свежим воздухом, сударь? — проговорил он, сделав резкое движение.

Старик поднял голову.

— A-а, да это мой прославленный учитель! — воскликнул молодой человек.

— А вы — мой молодой лекарь? — отвечал старик.

— Позволите мне присесть рядом с вами?

— Сделайте одолжение, сударь.

Старик подвинулся, давая место вновь прибывшему.

— Кажется, король чувствует себя лучше: народ ликует, — заметил молодой человек и рассмеялся.

Старик ничего не ответил.

— Сегодня целый день кареты катили из Парижа в Рюэй, — продолжал молодой человек, — а из Рюэя — в Версаль… Графиня Дюбарри выйдет замуж за короля, как только он поправится.

И тут он рассмеялся громче прежнего.

Старик опять промолчал.

— Простите, что я смеюсь, — продолжал молодой человек, приходя в нервное возбуждение, — но каждый истинный француз любит своего короля, а моему королю лучше.

— Не шутите такими вещами, сударь! — с мягкой укоризной проговорил старик. — Смерть человека для кого-нибудь всегда несчастье, а смерть короля — почти всегда несчастье для подданных.

— Даже смерть Людовика Пятнадцатого? — насмешливо спросил молодой человек. — О дорогой учитель! И вы, мудрый философ, поддерживаете подобное заблуждение!.. Я знаю, что вы обожаете парадоксы и преуспели в них, однако не могу сказать, что этот ваш парадокс удачен…

Старик молча покачал головой.

— И потом, зачем нам думать о смерти короля? Кто о ней говорит? — продолжал молодой человек. — У короля оспа; все мы знаем, что это такое; от него не отходят Борде и Ламартиньер, а они хорошие доктора… Ручаюсь, что Людовик Возлюбленный выкарабкается, дорогой учитель. Правда, на этот раз французский народ не давится в церкви на девятидневном молебствии, как во времена его первой болезни… Итак, всему приходит конец.

— Молчите! — вздрогнув, прошептал старик. — Молчите! Вы говорите о человеке, на которого в эту самую минуту указует перст Божий…

Удивившись столь необычным речам, молодой человек взглянул на собеседника, не сводившего глаз с фасада королевского замка.

— Может быть, вы располагаете более определенными сведениями? — спросил он.

— Взгляните! — проговорил старик, указывая на одно из окон дворца. — Что вы там видите?

— Освещенное окно… Вон то?

— Да… Но как оно освещено?

— Свечой в фонарике.

— Совершенно верно.

— Ну и что же?

— Знаете ли вы, юноша, символ чего — пламя этой свечи?

— Нет, сударь.

— Это символ жизни короля.

Молодой человек пристально посмотрел на старика, словно желая убедиться, в своем ли он уме.

— Один из моих друзей, господин де Жюсьё, — продолжал старик, — поставил там эту свечу — она будет гореть до тех пор, пока король жив.

— Так это условный сигнал?