Джузеппе Гарибальди

Он отправился из Марселя сначала в Ниццу, затем в Геную. Мадзини передал ему значительный фонд, собранный «Джовини Италия»; с его помощью он должен был привлечь колеблющихся и приобрести сообщников. Необходимо, чтобы моряки перешли в революционный лагерь. Гарибальди предстояло это организовать.

В соответствии с законом, действовавшим в Пьемонт-Сардинском королевстве, Гарибальди до своего сорокалетия должен был прослужить пять лет в военном флоте. Конечно, он мог уклониться, как делали многие. Но нельзя было упустить такую прекрасную возможность. Он отправился на генуэзский призывной пункт, как на праздник, не думая о государственном механизме, чиновниках, полиции и шпионах.

В Ницце он часто собирал за дружеским застольем своих сверстников. Угощал, кормил, поил. И говорил, не приводя доказательств. Он считал, что друзья его юности похожи на него, что они загорятся от нескольких фраз. Гости поддакивали — и исчезали. Он считал, что сумел их убедить.

С непосредственностью, свойственной его возрасту и неопытности, он не мог себе даже представить, что от долга можно уклониться или, того хуже, после разговора с ним можно донести на него пьемонтским карабинерам.

Единственная мера предосторожности: ни донне Розе, ни Доменико Гарибальди он не рассказал о цели своей поездки.

Гарибальди их успокоил: он едет в Геную, чтобы исполнить свой воинский долг. С ним вместе едет его друг Эдоардо Мутру. Они вернутся.

26 декабря 1833 года Гарибальди и Мутру предстали перед властями королевского флота.

Генуя была самым крупным военным портом Пьемонт-Сардинского королевства. Часть кораблей стояла на рейде, другие, тяжелые трехмачтовые суда, были пришвартованы борт к борту, их высокие стрингеры и свернутые на реях паруса возвышались над причалами.

Арсенал занимал много зданий, расположенных близко от порта. Они и казармы, неподалеку от площади Сарцана, создавали грозный ансамбль. Их занимали карабинеры — жандармы, верные монархии. Генуя в самом деле была крепостью. В ней кипела жизнь. Она была главным торговым портом Пьемонта. Из нее Турин и города севера и Ломбардии, подвластной австрийцам, получали русскую пшеницу, восточные товары, английские машины. Генуя играла ведущую роль в жизнедеятельности и безопасности королевства.

Полиция там не дремала, и шпионов было много.

Правительство Турина в конце 1833 года знало, что Мадзини, кстати генуэзец, готовил удар. Австрийские шпионы давно предупредили Карла Альберта.

4 ноября 1833 года пьемонтский трибунал заочно приговорил Мадзини к смертной казни.

Глава «Джовине Италия» спокойно жил в Женеве. Руководителем восстания он назначил генерала Раморино, человека сомнительной репутации, бывшего участника императорских войн, изгнанного из пьемонтской армии после волнений 1821 года, сражавшегося на стороне польской революции в 1830 году, и… игрока! Он растратил в игорных домах Лиона 40 000 франков, полученных им для вербовки волонтеров. Хуже того, говорили, что он связан с Видоком, этим Вотреном Истории, бывшим каторжником, ставшим шефом полиции.

Как можно было победить в таких условиях?

Гарибальди ничего не знал об этой темной закулисной игре вокруг готовившегося восстания.

Редко можно встретить человека, более неподходящего для роли заговорщика. Когда в соответствии с традицией его спросили, под каким именем он хотел бы, чтобы его внесли в реестр королевского флота, он назвал имя брата Леонида, героя Фермопил, — Клеомброта.

Мутру сохранил свое имя.

Прежде чем попасть на борт корабля, необходимо было пройти медицинский осмотр; получить удостоверение личности: «Джузеппе Гарибальди, так называемый Клеомброт, родился в Ницце 4 июля 1807 года, волосы и ресницы светлые, глаза карие, лоб высокий, нос орлиный, рот средний, подбородок и лицо круглые, рост метр семьдесят».

Им выдали черный сюртук, белые брюки и цилиндр — военную форму королевского флота, затем они поднялись на борт «Эвридики».

И Гарибальди развернул свою деятельность. Он был так уверен в себе, так убежден в близости решающего часа. И совершенно лишен какой бы то ни было осторожности: он собирал вокруг себя маленькие группы моряков, раздавал им деньги, уговаривал бороться за Италию.

Его слушали и, казалось, одобряли. Это ни к чему не обязывало. И потом, он угощал вином или ужином, и сама открытость его пропаганды не имела ничего общего с заговором.

Что касается властей, они не мешали Гарибальди: за ним начали следить еще в Ницце, может быть, даже раньше — в Марселе. Они ждали, что возможные сообщники обнаружат себя сами. А главное, они не так уж опасались восстания.

Однако чтобы не рисковать, они решили перевести 3 февраля двух матросов третьего класса, Клеомброта и Мутру, с «Эвридики» на «Генуэзцев». Там у них не будет времени развернуть агитацию, так как Мадзини уже бросил своих людей на штурм королевства на северных границах.

Восстание было коротким и выявило полную неспособность Мадзини и «Джовине Италия» организовать сколько-нибудь эффективное выступление.