Выходя из воды, она улыбалась, ловя брошенное Дзигой полотенце. Крепко вытерла горящее от соли лицо и мокрые спутанные волосы. Смешная обыденность летних занятий… Шли вместе к воде, и она страдала, сейчас придется раздеваться перед практически незнакомым мужчиной, отмечать с мысленной неловкостью следы женского прошлого — тонкие шрамики растяжек на животе, может быть лишнюю полноту бедер. Но солнце раздело их само, и за разговорами летняя полуобнаженность стала уже неважна, обыденна, как было всегда, со времен юности, когда валялись на песке, укладываясь полуголой звездой — головами в центр, пятками наружу, вперемешку — мальчики и девчонки. Играли в дурака потрепанными картами, а ветер переворачивал их рубашками вниз, на старом покрывале с выдернутыми нитками. И ощущали себя так же, как позже, вечером, гуляя по городским улицам, или даже более одетыми, потому что в томном сумраке вечерних свиданий — вот-вот поцелуи. Первые. Интересно, как живут всякие туземцы, там, где одежда практически не нужна. А тут после зимы раздеться на море в первый раз — это снова, как в самый первый раз, стеснительно и неуютно. Но после привыкаешь.
Обсохнув, одеваться не стали, запихнули вещи в рюкзаки, оставив с купальниками и плавками только кепки на головах — солнце ярилось все крепче. По правую руку нестерпимо блестела вода, катила к берегу ровные волночки, и каждая волна чудесно показывала в прозрачной линзе живота увеличенные камни и водоросли. А слева из невысокого обрывчика торчали обломки древних камней, вылезали на крупный колючий песок неровными языками, дырявились ямками, из которых вдруг — сочные листья какого-то упорного растения или тонкие стебли высокой травы. И как специально выложенные, валялись на плоских камнях отдельные, дикой красоты камни, размером с кулак или с голову, изысканно корявые, как миллионолетние кораллы.
Дзига впереди, шлепая по мелкой воде сандалиями на толстой подошве, нагибался, вытаскивал еще камней и, отбегая, пристраивал их на жаре. Отходил, дурашливо выкатывая грудь, — дивясь собственной художественной гениальности. Девочка Лара смеялась, указывая, куда положить следующий экспонат.
— Я тут в командировке, — сказал Саша, тоже нагнулся, подбирая дырявый камушек, покрутил, — второй раз уже. Налаживаю приборы в гидрографии. Там новое привезли, ну вот я вторую неделю уже. А до этого был в июне, тогда и познакомился с…
Запнулся, и после паузы закончил:
— С Варварой Павловной. Мне в гостинице дали номер, угловой, маленький, как собачья будка, и над рестораном. Почти до утра музыка, шумно очень. А я на базаре у нее помидоры покупал. Спросил, и сдала мне времянку, от дома отдельная, с кухней маленькой. Две комнаты. Тоже маленькие, но зато тихо и в конце улицы спуск к морю. По вечерам ходил купаться.
Он протянул камень Лете. Она поднесла его к глазу, прищурилась на солнечную звезду в неровной дырке.
— Повезло вам.
Саша помотал головой.
— Да как сказать. Она старуха суровая. А по двору на цепи такой бегает кобель, Лара его боится, так я потихоньку в дальнем конце огорода в ежевике проделал дыру, она туда лазает, чтоб через калитку пореже ходить. Варвара Павловна не особо довольна, что девочка у меня комнату занимает, но я плачу аккуратно, да еще молоко у нее беру, овощи, а еще, знаете, Лета…
Он задумался, шагая и взмахивая рукой. Лета вернула ему камень, и Саша послушно приложил его к темному стеклу очков, задрал голову, глядя на солнце. Чихнул, потер пальцем нос и рассмеялся.
— Лара сперва волновалась, что старуха за ежевику обругает. А она ее иногда, вроде, и не видит. Ну, видит, конечно, но как-то, не знаю, как и сказать. Надо подумать мне…
Он повел рукой, как там, на лавке у магазина, пытаясь обрисовать что-то в сверкающем солнечном воздухе.
— Не надо пока говорить, — медленно сказала Лета, — правильно, вы подумайте. А после уже расскажете. Мы почти пришли.
По широкой дуге они обходили мидийное хозяйство — горсть маленьких домиков, причал с катерами и лодками, редкий сад с низкими деревьями — все окруженное провисшей проволокой ограды. У воды, крича, передвигались загорелые до черного рыбаки, таскали из воды сети и шуровали в лодках.
За вотчиной рыбаков начиналась большая степь, стелилась до края, отмеченного огромными ветряками, и вся шла волнами светлой редкой травы, трогающей землю согнутыми метелками.
— Красота! — закричал Дзига, поворачиваясь. Ему мало было любоваться самому, приглашал всех.
Лета кивнула.
— Рубашки накиньте! Сгорите ведь!
И снова посмотрела на задумчивого спутника. Тот хмурился, размышляя.
— У вас есть кот? — спросила Лета.
Саша вздрогнул, сильно удивившись. Подумал почему-то, и покачал головой отрицательно.
— Н-нет. Не было никогда. В детстве был щенок, заболел чумкой, пришлось усыпить. Мама тогда сказала — нет-нет, чтоб еще раз такие слезы, нечего мучить ребенка, меня, то есть. А потом все как-то не складывалось. Институт — общага. После жил у жены, с ее родителями. А сейчас сам, но все время командировки, куда ж мне животину.