Ё

— Да, — со вздохом подтвердил ёфикатор. — Не исключено, что мы имеем дело с конкурирующей организацией, ставшей на путь орфоэпического терроризма.

— Какого?!

— Орфоэпического, — твёрдо повторил Пётр. — И, обратите внимание, Вячеслав, метод-то — действенный. Видели, как раскупать кинулись?

— Так может, это просто торговая акция? — пошутил Славик. — Залежались словари на складах…

Пошутил — и задумался.

* * *

Пока ты не знаешь, как называется явление, оно, можно сказать, не существует. Но вот слово произнесено — и мир становится иным. Орфоэпический терроризм. Аж мурашки вдоль хребта побежали. Мало нам было вахабитов!

И ведь что удивительно: чем благороднее цель, тем более безобразные средства используются для её достижения. Чадолюбие — и то приводит к жертвам. В позапрошлом году, например, издатели, борясь за право печатать учебники, просто перестреляли друг друга — вот вам и всё чадолюбие.

— Гражданин Пёдиков Пётр Семёнович?

Славик вскинул глаза и к удивлению своему обнаружил, что прямо перед их столиком стоит невесть откуда взявшийся шеф в сопровождении Сани по прозвищу Карубция. Оба опера выглядели несколько озадаченными. Должно быть, не ожидали застать коллегу за распитием кофе с Петром Пёдиковым. Хотя, с другой стороны, чего тут неожиданного-то? В конце концов Мыльный сам дал установку сотруднику: подружись, расспроси…

Бывший глава литературной студии обречённо встал.

— Можно? — робко осведомился он и в два судорожных глотка допил свой капучино.

— Пройдёмте с нами, — буркнул Мыльный, затем, поколебавшись, повернулся к Славику. — Вы — тоже…

* * *

Допрашивали гражданина Пёдикова Петра Семёновича в том же помещении, откуда днём раньше изгнали с позором безграмотного лжеманьяка. Славик тихо сидел поодаль и вот уже второй раз за истекшие (или истёкшие?) сутки вновь изображал свидетеля. А может быть, даже и сообщника.

— Ваша фотография? — методично потрошил задержанного Алексей Михайлович Мыльный.

Тот сорвал очёчки (рискнём предположить, что слово это всё-таки пишется через «ё»), протёр стёкла краешком свитерка и водрузил вновь. Всмотрелся, погрустнел.

— Да, моя…

— На снимке указано точное время и дата. Что вы делали позавчера в интернет-кафе «У Билла Г.» в пятнадцать ноль восемь?

— Отправлял письмо, — с обречённой улыбкой отвечал ёфикатор.

— Кому?

— Вам.

— Вот это? — И задержанному была предъявлена распечатка послания, подписанного Jack the Ripper.

— Да… — всё с той же ласковой улыбкой приговорённого откликнулся самозванец Джек.

— Что вас побудило его отправить?

Улыбка стала ещё беспомощней и очаровательней.

— Понимаете, — мигая подслеповатенькими глазками, объяснил ёфикатор, — мне хотелось помочь вам в расследовании, направить на верный след… Я знаю! — вскричал он, прижимая к воробьиной груди желтовато-розовые лапки. — Ваш опыт несопоставим с моим, но, признайтесь, ведь с подобными мотивами преступления вы тоже сталкиваетесь впервые… И обратите внимание, — встревоженно добавил горбатенький Jack the Ripper, нервно пощипывая мочальную, аккуратно подстриженную бородку, — я нисколько не претендовал на незаслуженную мною славу, поскольку использовал аллоним…

— Что-что использовал?

— Аллоним. То есть подписался чужим именем.

— В смысле — псевдоним?

— Нет. Псевдоним — вымышленное имя, а аллоним — реально существующее.

Сунуть этого ботаника в камеру к матёрым уголовникам — ох, показали б ему там «аллоним»! Впрочем, нет, не стоит… Живым он оттуда точно не выйдет.

— Вершков нахватался, — презрительно сказал Мыльный, — словечек учёных надёргал… А школьную-то программу подзабыл, а? Стыдуха…

— Простите, не понял… — пролепетал Пётр.

Старший опер взял чистый лист и размашисто начертал на нём слово. Большими буквами. Перевернул, предъявил.

— Зачитай!

— Афера… — озадаченно помигав, зачитал задержанный.

— Так какого ж ты рожна, — ласково и жутко спросил Мыльный, — на первой жертве «АФЁРА» вырезал? Грамотей, твою ёфикацию!..

Пёдиков отшатнулся и онемел.

— В словарь лень заглянуть? — продолжал Мыльный, не давая гражданину Пёдикову опомниться. — Других учишь, а сам ошибки на трупах делаешь?..

Да уж, что-что, а на пушку брать Алексей Михайлович умел виртуозно. Умел и любил. Причём выходило это у него обязательно в каком-то, знаете, педагогически-менторском гоне. Вызовет, бывало, подследственного, одарит устало-насмешливым взглядом.

«Ну что, второгодник?» — спросит.

«А чо это я второгодник?» — взъерепенится тот.

«А кто ж ты? Какой вес нужно привязывать к мёртвому телу, чтобы потом не всплыло? А ты какой привязал? На уроках надо было сидеть, а не прогуливать!..»

Разобидит, втянет в спор, сам увлечётся, карандашик схватит, сидят оба, вычисляют, а убийца-то, считай, сознался уже.

Не зря же передавалась из уст в уста нетленная фраза, якобы брошенная в досаде Мыльным уже расколотому рецидивисту: «Да погоди ты с признанием со своим! Досказать дай!..»

Однако в данном конкретном случае приёмчик не сработал.

— Я… — дрогнувшим голосом начал Пётр.

— Ну?!