E Allard Prizraki proshlogo

Я нахмурился, вспомнив про реалити-шоу, и хотел расспросить парня подробно, но услышал, как открывается дверь.

— Ты, у стены, — ткнув в меня пальцем, пробурчал мент. — Пошли.

Я вышел в коридор, испытав приступ сильнейшего дежавю, засосало под ложечкой, ноги стали ватными. В тесном кабинете без окон сидел майор, плотный, широкоплечий битюг с коротко подстриженными волосами и густыми усами.

— Так, как ваше имя? — спросил следователь. — Где проживаете?

Я попытался разглядеть его лицо получше, голос показался знакомым, но в глаза бил ослепляющий свет от настольной лампы, направленный прямо на меня.

— Олег Янович Верстовский, — ответил я, вытащив паспорт и бросая на стол. — Живу на Озёрной, пять.

— Ясно. Ну и почему вы ворвались в гостиницу, выломали дверь в номер? Можете объяснить?

— Пришёл к моей знакомой, она не отвечала на звонки.

— А вам не пришло в голову, что ваша знакомая может не отвечать, потому что в два часа ночи она спит? — ехидно, но весьма закономерно, прокомментировал мент.

— Мы поссорились, я хотел попросить прощения. Боялся, что с ней что-то случится на этой почве.

— Ага, а почему же вы не знали номер, в котором проживает ваша знакомая, между прочим, народная артиста России? Вы угрожали администратору пистолетом, хотели выяснить, где живёт госпожа Рябинина. Хорошо же вы её знаете.

— Я снимаюсь вместе с Миланой, но живу в частном доме, у своих знакомых. Поэтому номера не знал! — раздражённо прорычал я, хорошо понимая, что мой поступок выглядит совершенно по-идиотски.

— А может быть, дело обстояло вовсе не так, — ядовито изрёк майор, откидываясь на спинку стула. — Вы — фанат Рябининой, узнали, что она снимается в Дальноморске, приехали сюда, нашли номер, чтобы выказать свои чувства. Она вас отвергла, вы решили её убить.

Я тяжело вздохнул, ощутив комок в горле. Менты другое убийство на меня хотят навесить. А я даже не знаю, сумела ли Милана выжить! Но если нет… То какое это сейчас имеет значение? Я потёр лицо руками, от серьёзного недосыпания, беспокойства за Милану, сводящего с ума, режущего, слепящего света начали слезиться глаза, жутко трещала башка.

— Я не убивал Милану, она вскрыла себе вены, лежала в ванне. Я вытащил её и вызвал скорую, — глухо проговорил я. — Я действительно снимаюсь вместе с ней. Вы меня уже допрашивали по делу Северцева. Это я его труп нашёл в гроте.

— Хватит врать, Верстовский! — заорал майор, кидая с грохотом на стол огромный том, заставив меня подскочить на месте. — Отпираться бессмысленно! Ты сначала убил актёра Григория Северцева, а потом Милану Рябинину. Из ревности! И светит тебе двадцать пять лет, не меньше!

Ну вот, уже серийного маньяка из меня сделали. Сейчас начнут бить, я все подпишу. Я вздрогнул от резкого звонка телефона. Раздражённо схватив трубку, майор буркнул:

— Майор Дмитриенко слушает. Так. Так. Да, он у нас. Я понимаю. Конечно, — с каждый сказанным словом голос звучал все более подобострастно, в конце стал омерзительно елейным.

Он положил трубку, взглянул на меня пристально и холодно произнёс:

— Подпишите протокол, сейчас за вами приедут.

Через полчаса я вышел из здания управления и остановился на крыльце. Солнечный свет резанул воспалённые глаза, я задохнулся от жаркого летнего воздуха. И только через мгновение увидел чёрную Ауди, поджидавшую меня. За рулём сидел Лифшиц, я плюхнулся рядом и спокойно поинтересовался:

— Я уволен?

— С какой стати? — искреннее удивился он.

— Ну, дверь выбил в номере, администратору угрожал.

Лифшиц весело расхохотался.

— Если из-за каждой выбитой двери актёра с роли снимать, тогда работать совсем некому будет. Поехали, тебя на съёмках ждут, — деловито проговорил он. — Сцену ограбления банка снимать будем.

— Какую сцену ограбления? — изумился я. — У меня в сценарии ничего не было!

— Семён дописать успел.

— Послушай, Юра, — как можно спокойнее произнёс я, раздельно произнося каждое слово, чтобы он осознал. — Если через неделю я не вернусь в Москву, меня уволят из журнала, где я работаю десять лет. Мы договаривались всего на пару съёмочных дней, а я торчу здесь две недели.

— Ну и что? — хмыкнул Лифшиц. — Ну, уволят. Зато, когда наша картина выйдет, ты станешь знаменитым. Нарасхват будешь. Мы уже показали отснятый материал фокус-группам. Люди от тебя в восторге. А это для твоих отношений с Миланой важнее. Что лучше — быть малоизвестным репортёром или популярным артистом?

— Не знаю, зачем я вам так понадобился, — устало бросил я. — Но, первое — популярным я не стану — это точно, сказки мне не рассказывай. Второе — я поссорился с Миланой. Между нами, можно сказать, все кончено. Она пыталась покончить с собой из-за меня. Она не простит. Никогда.

— Глупости, — пробурчал мой собеседник. — Сделала она это не из-за тебя. Ну, может это последней каплей стало. Но она в последнее время и так на нервах вся. Тяжело ей, Олег, понимаешь. Во-первых, чувствует, что стареет. Ты же знаешь, какая она красавица была раньше! Сколько поклонников! В окна лезли, прохода не давали!

— Лифшиц, заткнись, она и сейчас красавица! — гневно перебил я.

Он бросил на меня ироничный взгляд.