Э. Т. А. Гофман, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни

Гофман ведет преимущественно ночной образ жизни и лишь в редких случаях проводит целый вечер дома. Он любит заглянуть в пивную или посетить костюмированный бал. Карнавал привлекает его своей таинственной, двусмысленной, сомнительной и буйной стороной, игрой причудливых форм, преувеличенных жестов, необычных красок, но более всего он ценит в нем загадочность маски, которая сообщает своему владельцу дар двуликости. Карнавал 1802 года в очередной раз напоминает Гофману о том, что внешность обманчива, и о гротескном расхождении между видимостью и действительностью. Разоблачить тех, кто в течение всего года носит маску притворства, — это великое искушение. В познанском обществе пышным цветом цветут интриги, куются низкие заговоры, распространяются отвратительные сплетни, враждебность и коварство скрываются за напускными простодушием и приветливостью табльдота. Молодого коллегу Гофмана доводят до самоубийства. Повсюду царят ложь и обман. Гофман, со времени своего приезда в Познань считавший этот город клоакой, кишащей мерзкими бестиями, возмущен до глубины души и, отложив на время гусиное перо — этот остро отточенный, больно колющий инструмент, который обеспечит ему успех, — хватается за карандаш карикатуриста. Он дает волю своему сарказму и рисует серию карикатур, которые пускает по рукам во время бала-маскарада, причем таким образом, что каждая очередная жертва узнает о постигшем ее несчастье лишь после того, как успевает вдоволь посмеяться над несчастьем соседа. Что-что, а смеяться жители Познани умеют, — правда, не над собой. Целая каста убеждается в том, что ее выставили на посмешище, и сам генерал фон Цастров вызывается встать на ее защиту, ибо мистификация по форме и содержанию намного превысила обычную меру старых казарменных шуток. Той же ночью, когда разразился скандал, он отправляет в Берлин срочную эстафету с подробным описанием происшедшего. Как раз к этому времени был подписан приказ о произведении Гофмана в судебные советники. Но теперь об этом назначении не может быть и речи: документ аннулируется и вместо него составляется новый, согласно которому бунтарь в порядке взыскания направляется в Плоцк, маленький польский городок. В апреле Гофман получает соответствующее уведомление и летом, через несколько недель после женитьбы, покидает Познань.

Плоцк. Название, звучащее, как всплеск при падении камня в трясину. Скука извилистых улочек, старинные монастыри, деревянные дома и жидовские лавчонки, отражающиеся в ленивых волнах Вислы.

Итоги, которые может подвести Гофман, далеко не блестящи. Хотя он выдержал юридические экзамены с отличием, ему дают лишь должность неоплачиваемого асессора, так что жить ему приходится на скудные средства, высылаемые родней из Кенигсберга. Несколько его музыкальных сочинений, в том числе кантата и оперетта, исполняются в Познани, но не приносят ему ни особой известности, ни тем более приличного вознаграждения. Ящики его стола ломятся от рукописей сонат, песен для фортепиано и гитары, месс и увертюр. Каждый отказ со стороны издателей лишний раз напоминает ему о плачевности его положения.

В дневное время Гофман помогает судить мелких воришек, вечерами садится за фортепиано и сочиняет. Он пишет сонаты, ораторию, Большую фантазию для фортепиано, которую с ходу отклоняет один цюрихский издатель, и Мессу ре мажор для женского монастыря. Он также продолжает заниматься литературой и пишет Послание монастырского священника своему столичному другу на предмет хоров в шиллеровской «Мессинской невесте». В сентябре 1803 года статья выходит в издаваемой Коцебу газете «Прямодушный», и Гофман впервые познает радость видеть свое сочинение напечатанным. Окрыленный этим успехом, он принимает участие в организованном все тем же Коцебу конкурсе на лучшее либретто. Призовое место достается другому, но работа Гофмана удостаивается особой похвалы жюри. Несмотря на незначительность всех этих событий, они знаменуют собой начало его литературной карьеры.

Темное отражение