Э.Зорин - Огненное порубежье

— Жена небось дома заждалась.

— Не женат я. А приглянешься, возьму в жены. Вот те крест возьму.

Девушка замахала руками и спряталась за подружек.

— Давай, сотник, выкуп! — закричали подружки.

— Да какой же вам выкуп нужен? — смутился Летяга.

— А хоть запону подари.

— Запона — княжеский подарок.

— Тогда перстень.

Делать нечего. Снял сотник перстень с безымянного пальца, протянул девушкам. И тотчас же Марфуша оказалась в его объятиях. Крепко держа девушку, Летяга сказал:

— Я за тебя выкуп дал. Теперь ты моя.

— А маменьке выкуп дашь?

— И маменьке...

— Тогда жди нынче вечером за теремом,— сказала Марфуша и юркой змейкой выскользнула у него из рук.

Смеялись дружинники:

— Ну как, провела тебя Марфуша?

— А где же твой перстень, Летяга?..

И верно, жаль стало Летяге перстня.

— Возвращайте подарок,— сказал он девушкам.

— Не подарок это, а выкуп,— сказали девушки.— Мы тебе нашу Марфушу отдали.

— Да где она?! — рассердился сотник.

— То не наша вина, что руки у тебя дырявые.

Сплюнул Летяга и пошел к коновязи, где уже, сгорая от нетерпения, поджидал его Ипатий. Нервно кривя рот, спросил сотника:

— Аль обиду на меня затаил?

— С чего это? — удивился Летяга.

— Да вроде бы не признал у ворот,— осторожно напомнил ему Ипатий.

— Ишь ты,— загадочно улыбаясь, покачал головой Летяга.— Нешто не видел, что я с князем?

— С князем,— протянул Ипатий.— А как с вечера пили меды, про князя ты и не вспомнил.

— С вечера другой был разговор.

— Про тот разговор ты забудь,— дрожа от страха, заискивающе попросил Ипатий.

Летяга задумчиво уставился на тысяцкого.

— Видал, как девки перстень у меня выманили? — сказал он.

— Шалуньи,— кивнул Ипатий.

— А ты мне свой отдай,— сказал Летяга, нагло глядя в глаза тысяцкого.— Вот этот...

— Женой подаренный,— растерянно пробормотал Ипатий и снова изменился в лице.

Летяга засмеялся, глядя поверх головы тысяцкого, будто вспоминая приятное, нараспев сказал:

— Ехали мы давеча возле болота, слышу: никак, лягушата расквакались. К чему бы это?

— Бери, бери,— торопливо пробормотал Ипатий, всовывая ему перстень в ладонь.

— Чего это ты? — удивился Летяга, поднося перстень к глазам.

— Не поминай лихом,— помертвевшими губами прошелестел Ипатий.

— Хорош перстенек,— сказал Летяга, насаживая его на свой палец.— И где это только жена твоя его раздобыла?

— У нашего златокузнеца, где же еще,— сердито проговорил Ипатий.

— Ну, спасибо тебе,— сказал Летяга.

— И тебе спасибо,— поклонился ему сотник.

— Глядите, какой мне перстенек подарил тысяцкий,— похвалился Летяга перед дружинниками. Те удивились:

— Дорогой перстенек.

— Чистого золота.

— Отчего же такой подарок?

— По дружбе. Друзья мы с тысяцким,— сказал Летяга. Ипатий покраснел и отошел в сторону.

— Жди нынче на меды! — крикнул ему Летяга вдогонку.

— Чтоб ты подавился,— процедил сквозь зубы Ипатий и сочно сплюнул.

Теперь он уже жалел, что смалодушничал и сделал такой щедрый подарок. Про лягушонка все забылось, а жена дома нынче же спросит, куда дел перстенек.

На крыльце княжеского терема показались Давыд со Святославной. Давыд был важен, княгиня обессиленно опиралась о его руку.

Князь ликовал: не зря спешил он в Смоленск — святая Богородица надоумила. В самый раз поспел. Нынче другому князю здесь делать нечего. По праву перешло ему Романово наследство. А Рюрик пусть подождет — не время ему сейчас ссориться со Святославом. Небось брат и сам за себя не хуже постоит.

Уж прикидывал в уме Давыд, как начнет распоряжаться Смоленским княжеством. Перво-наперво уберет с глаз долой всех Романовых людей. Избаловались они при слабом князе, распустили языки. Он их им укоротит. Отымет все, что щедро раздарил Роман. Отдаст землю верным дружинникам. Бояр тоже умаслит, бросит и им по куску — те уже сейчас глядят ему в рот, чуют, откуда ветер подул.

Только что выхвалялись в тереме:

— Род Ростиславичей не посрамим!

— Ты на нас положись, княже.

— В беде не оставим.

От одного взгляда на бояр кисло становилось у Давыда во рту, но вида он не подавал, елейно улыбался важным старикам, говорил тоже льстивые речи. Боярину Горше, у которого мужики по пьянке сожгли усадьбу, тут же, не сходя с места, подарил две золотые гривны. Пусть не думает, что Давыд скуп. А ему — не в тягость. Все равно пока не свое дарил, а Романово. Святославна надула губы, не понравился ей щедрый жест князя, но возражать ему она побоялась — еще нужно было устраивать свою судьбу. Хоть и знала она, что путь ей теперь один — в монастырь, но еще цеплялась за ветхую надежду.

Только на что ей надеяться? С Давыдом никогда не жила она в мире. Да и Роман не очень-то жаловал брата. Больше любил младших — Святослава с Мстиславом. Но Святослав умер еще в малолетстве, а с той поры как Мстислав скончался — и года еще не прошло. Сильно плакал Роман, когда принес ему гонец известие о смерти его любимца, подолгу стоял в церкви, молясь за спасение его души, ставил ему пудовые свечи.