— Как запрягли, так и поехали,— оборвала его Святославна.— Не шибко скорбели они по муже моем Романе.
— Дети они. Дети неразумные.
— Отца своего не чли. За то и мука.
— Ох, и несговорчива ты,— отчаялся Нефед.— Дай хоть весточку сынам...
— Сам ищи...
На том они и расстались. А нынче дошли до Святославны слухи, будто послали черниговские князья за половцами, будто и Всеслав Василькович полоцкий, и брат его Брячислав витебский с Ярославом да Игорем заодно. Знать, туго придется Давыду, коли навалятся на него сообща, да еще Святослав с новгородцами подоспеет, не задержится на волоке. Туго придется и Рюрику, не удержаться ему на киевском столе.
Прощаясь с сыном своим Владимиром, Святослав сказал:
— Ты с новгородцами-то ухо держи востро. Народ они вольный и хитрый. Ежели что, припугни.
Крестя сына, Васильковна пустила слезу:
— Покидаю я тебя, душа моя. Да ты не робей. Ты Пребране не шибко давай хозяйничать. Баба, она и есть баба. Коли что — топни ногой, брови-то сдвинь, прикрикни: смирится...
Пребране она говорила:
— Береги Владимира — слабенький он у меня. Без дела не обижай. И не гневись на нас: как-никак — свое дите.
Владимир водил пальцем под носом, шмыгал, поглядывал на жену. Молодая княгиня стояла будто каменная, на уговоры Васильковны отвечала надменной улыбкой.
Святослав сел на коня, Васильковну суетливые девки усадили в крытый возок. На Волхове уже стояли готовые к отплытию лодии. Кочкарь встретил князя с княгиней низким поклоном, разговаривая с ними, косил одним глазом на толпу — там, среди других боярышень, стояла Мирослава. При виде ее Кочкарь млел от волнения: никто не знал, что прошлую ночь провел он не на княжеском дворе, а на мягкой перине в чужом терему. Лишь только заутра, едва занялся рассвет, явился во дворец, упал на лавку и заснул, как мертвый. Едва добудились его отрока.
Мирослава махнула Кочкарю рукой — ах ты, господи, до чего же сладкой была эта ночь. При воспоминании о боярышне у Кочкаря и по сию минуту прокатывался по спине горячий озноб. И чтобы не выдать себя, он старался вовсю угодить княгине. Но от Васильковны не скрылся брошенный им в толпу пылкий взгляд. Поняла она и к кому он был обращен, опытным глазом оценила красоту девушки. Сердце царапнула ревность: «Поди ж ты, старый кобель, а еще любится». Допустили бы ее к Мирославе, все лицо ей исцарапала бы, но Кочкарь, занятый приятными воспоминаниями, не заметил перемены, случившейся с Васильковной.
Долог путь до волока, на волоке задержались еще дольше. Дружина и войско ушли вперед, предоставив мужикам самим управляться с лодиями. Ночью, сидя на бревнышке перед шатром, Святослав слушал посланных вперед лазутчиков.
— Не знаем, князь, верить тому али нет, но сказывали нам, будто пришли на смоленскую землю к Друцку твои братья Ярослав с Игорем, а с ними половцы и толпы ливов и литвы. Привел их с собою Всеслав Василькович полоцкий. А еще с черниговцами витебский князь Брячислав,— говорили лазутчики.
Два дня прятались они в болотах, уходя от погони, высланной Давыдом смоленским. Едва живы остались.
Радуясь добрым вестям, Святослав щедро одарил лазутчиков. И тут же велел подозвать к себе Кочкаря.
— Братья мои подступили к Друцку,— сказал он.— Давыду нынче не до нас.
— А верны ли сведения, князь?— спросил осторожный Кочкарь. Новость, доставленная лазутчиками, обрадовала и его: кажись, судьба снова улыбается Святославу? Только бы не промахнуться и на этот раз. Урок, преподанный Всеволодом на Влене, научил Кочкаря заглядывать вперед. А что, как все это Давыдовы козни?
Святослав отмахнулся:
— Давыд — не Всеволод. Умом его бог не наградил.
— Добро бы так,— сказал Кочкарь,— да вдруг не доглядели?
— Половецкая кровь тебе покоя не дает,— ехидно заметил Святослав.
— В степи ухо держи востро. Дай самому взглянуть, князь...
— Моим воям не веришь?
— Свой глаз всегда надежнее.
— Ну что ж,— сказал князь.— Отговаривать тебя не стану. Лучших воинов дам.
— Сам отберу...
— Ступай с богом.
Ночь — лихому молодцу попутчица. Спал Святославов стан, когда на берег Днепра выехал Кочкарь с Мартюхой, Сташком и Васякой. Все — испытанные в сечах вои. До утренней зорьки вплавь переправились через реку, углубились в леса. Когда солнце встало, добрались до глухого починка.
Поглядели из кустов: никого. Только на кокоре перед избой сидел старик и чинил бредень. Древний старик, борода белее снега.
— Здесь и пообсушимся,— сказал Кочкарь.
Подъехали ближе:
— Здравствуй, дедушка!
— И вы здравы будьте! — приветливо откликнулся дед, близорукими глазами разглядывая воев.— Кто такие будете?
Кочкарь сказал:
— Заблудились мы в лесу, ищем к Друцку дорогу, а найти не можем.
— Э, милые,— протянул дед.— Вам совсем в другую сторону. Иль впервые в этих местах?
— Раньше бывать не доводилось.
Дед скинул с колен бредень, встал, и вои увидели, что не так уж он и стар, что у него прямая спина и крепкие мускулистые руки.
— Нельзя ли у тебя, добрый человек, пообсушиться? — спросил Кочкарь.