Мужчина быстро полез в карман и, вынув оттуда маленькую сережку, протянул ее мне. Это была золотая сережка с прозрачным и довольно крупным камнем. Я взял сережку, подержал ее в кулаке, пытаясь привыкнуть к неприятному чувству чужой ауры. В моей работе мне постоянно приходилось сталкиваться с чужой аурой, но, то было, как говорится, лицом к лицу, где многое можно понять, взглянув человеку в глаза. С фотографиями мне еще не приходилось работать, хотя иногда, когда я смотрел на единственную сохранившуюся фотографию бабки Серафимы, мне всегда казалось, что я чувствую ее, будто она находится рядом. Словно она все еще жива. Зато фотографии моей матери были настолько холодными, что я даже не любил брать их в руки.
- Как давно сделана эта фотография?
- Месяц назад, - быстро ответил мужчина, - она была в Египте, со своими подругами. Есть и другие фотографии, но здесь она в том же, в чем была одета, когда пропала, поэтому...
- Я понял.
Я еще раз посмотрел на фотографию и закрыл глаза. Вокруг что-то витало, но я не мог понять, что это такое. Какой-то сложный набор эмоций, причем не одного человека, а сразу нескольких. Я чувствовал энергию, идущую от фотографии, однозначно свидетельствующую, что девушка не мертва. Но тепла, которое я ощущал от бабушкиной фотографии, я не чувствовал. Впрочем, как и холода от маминой...
Я посмотрел на мужчину:
- То, что она не мертва - это почти однозначно, но и в мире живых...
Он вскинулся, глаза заблестели, дыхание стало неровным:
- Не мертва и не жива?! Как это может быть?! Вы можете выражаться точнее?!
- Точнее не могу, - я еще раз посмотрел на фотографию, сжимая в руке сережку, - пока не могу. Мне нужно время...
- Нет у нас времени! - Неожиданно жестко произнес мужчина, - Нет, понимаете?! Я прошу вас, помогите мне! Я сделаю для вас все, что вы скажете!
- Послушайте..., не знаю, как вас зовут...
- Виктор Владимирович...
- Виктор Владимирович, - я посмотрел ему в глаза, - я всего лишь человек, и требовать от меня чуда, - я помедлил, подыскивая подходящее слово, - по-меньшей мере, наивно. Оставьте мне ваш телефон, и я обещаю, что позвоню вам, каков бы ни был результат.
Он встал и протянул мне прямоугольный листок бумаги.
- Здесь все мои телефоны. Я буду ждать вашего звонка. Фотографию и сережку вам оставить?
- Да, лучше будет, если вы оставите их. За сохранность не беспокойтесь - я чужого не беру.
Виктор Владимирович тряхнул головой:
- Главное, чтобы она была жива!
- Как зовут вашу дочь?
- Тамара, - ответил он и, не оборачиваясь, пошел к двери...
После его ухода я принял еще нескольких сельчан, с трудом сдерживаясь от резкостей, но лишь понимание того, что этим людям, пришедшим ко мне, чтобы вылечить свои мозоли, запоры и похмельные синдромы, с которыми они могли бы справиться и без моей помощи, тоже необходимо внимание, удержало меня от грубости. Впрочем, один раз я все же не вытерпел. Это случилось после того, как прочитав местному алкоголику Иннокентию короткую лекцию о том, что до полного разрушения его печени ему остался всего литр, я вышел из дома и объявил:
- Все, народ, расходись. Приема больше не будет.
В толпе зашумели, заволновались. Кто-то пытался пробиться сквозь толпу заполнивших мой маленький двор людей, крича, что у него проблема с мочевым пузырем, кто-то "революционно" завопил, что "ментам" можно без очереди, а остальные "пусть подыхают", а Володька, заядлый пьяница и дебошир, вскочив на нижнюю ступеньку, угрожающе дыхнул на меня самогонным перегаром и прохрипел:
- А "петуха" красного не боишься, колдун?! А то мы можем!
Я взглянул в его красные, оплывшие желтыми кругами глаза и, подняв руку, негромко произнес:
- Прокляну!
И Володьку, и всех остальных в один миг сдуло со двора. Я немного постоял на крыльце, наблюдая, как народ быстро удаляется от моего дома, не понимая, что со мной происходит. В душе клокотали несколько чувств, которые я привык контролировать и усмирять. Я вошел в дом и, подойдя к старинной иконе Божьей матери, встал на колени.
- Надеждо всем концем земли, Пречистая Дево, Госпоже Богородице, утешение наше! Не гнушайся нас грешных, на Твою бо милость уповаем: угаси горящий в нас пламень греховный и покаянием ороси изсохшая сердца наша; очисти ум наш от греховных помыслов, приими мольбы, от души и сердца со воздыханием Тебе приносимыя. Буди о нас ходатаица к Сыну Твоему и Богу и отврати гнев Его Матерними Твоими молитвами. Душевныя и телесныя язвы исцели, Госпоже Владычице, утоли болезни душ и телес, утиши бурю злых нападений вражеских, отыми бремя грехов наших, и не остави нас до конца погибнути, и печалию сокрушенная сердца наша утеши, да славим Тя до последняго издыхания нашего.