— Ни за какие, — Тао остаётся сидеть в кресле, задумчиво чешет голову и всё надеется под горячую руку не попасть. — Его и так не предлагали никому. Ещё тогда, в первый раз, когда вы приказали разнюхать о нём, я выслал туда человека, но ему отказали от имени хозяина, Роба этого. В этот раз сказали категорически «нет», более того, его имя сняли с предложений. То есть, фактически, ваш брат больше в Show Boys не работает.
— Интересно, — цокает языком Хосок. — Что ещё смог узнать?
— За этим стоит Чон Чонгук. Говорят, бывший клиент Юнги уступил его именно чёрному волку.
— Сукин сын! — выругивается полукровка и идёт обратно к Тао. — Ты хоть понимаешь, как мы проебались? — Тао не успевает сориентироваться, как Хосок хватает его за воротник рубашки и резко поднимает на ноги. — Понимаешь, насколько твоя медлительность усложнила мои планы? — альфа притягивает парня к себе и резко отшвыривает в противоположную сторону. Тао больно бьётся о стену и падает на пол. — Значит, Чонгук забрал его себе! Как мы до него теперь доберёмся, как пройдём через чёрного волка? Потрудись, ответь мне! — кричит полукровка на вжавшегося в угол человека.
— Но я сразу начал действовать, просто было сложно найти оборотня, которому мы бы могли доверять. И потом, — Тао, превозмогая боль, встаёт на ноги, — Юнги живёт в квартире своего постоянного клиента, он вроде не переезжал, во всяком случае мне бы доложили, — заикаясь говорит парень. — И вообще, не похоже, что у вашего брата что-то серьезное с Чонгуком, поэтому дайте мне немного времени — я всё точно выясню и вышлю к нему человека.
— Я не могу начать войну, пока этот омега и его выродок не сдохнут. Действуй быстрее, руки чешутся, как хочется, наконец, уже избавить Бетелегейз от оборотней. Люди — это высший вид, они должны стоять на вершине всего, они должны управлять всем, а не прислуживать оборотням и другим нечистям. Неужели, ты не хочешь этого, Тао? Неужели, не хочешь отомстить этим псам за то, что твои сёстры и братья драят им полы, прислуживают за столом, я уже не говорю о случаях, когда сами становятся основным блюдом, — Хосок подходит к парню и кладёт руки на его плечи. — Мы ведь стараемся во благо человеческой расы, мы столько времени боремся с этим режимом, так давай дойдем до конца, давай закончим начатое.
— Да, босс, я всё сделаю, я больше не подведу, — на одном дыхании произносит Тао.
— Умница, а теперь беги, принеси мне новости, желательно хорошие, — Хосок взглядом провожает выбежавшего за дверь помощника и проходит к своему креслу. Альфа достаёт из выдвижного шкафчика сигару и, раскурив, прислоняется к спинке кресла. — Скоро, совсем скоро с вашей же помощью, мои любимые пешки, я избавлюсь от всех оборотней Бетельгейза, ни одного не оставлю, и тогда никто не сможет пойти против меня. Не останется никого, кто будет способен меня победить. Все вы станете моими рабами. Я буду вашим Богом, а вы будете или преклоняться, или висеть на дорогах, пугая путников и показывая, что ждёт всех тех, кто осмелится пойти против Мин Хосока.
***
— Я знал, что ты через трудности будешь проходить, всё гадал, куда же ты исчез, чем занят, но всё равно и подумать не мог, что всё вот настолько плохо, — Чимин лежит на ковре, положив голову на колени Юнги. Вот уже неделя, как Мин пришёл к Паку и, сразу собрав его вещи, забрал к себе в квартиру.
— Человек ко всему привыкает, — горько улыбается Юнги. — Вот и я привык. Я относился к тому, чем занимался, как к работе. Для меня это был просто способ дохода. Я не мог вернуться в Дезир или убежать в Итон. И когда я начинал сопоставлять, что лучше — быть блядью в Сохо или жить под вечным страхом в Итоне, то я конечно же выбрал первое, и сейчас бы выбрал. Мы с тобой сейчас в одинаковой заднице, просто, у меня переболело, — лжёт Мин. — Я, когда ушёл тогда, уже принял и понял, что моя любовь не имеет под собой никакого основания, не имеет будущего, а ты это только сейчас принимаешь и тебе предстоит еще много бессонных ночей и горьких воспоминаний.
— Да я всегда это знал, — отмахивается Пак. — Просто предпочитал игнорировать. Я знал это, когда мы только познакомились — понял, что оборотню с человеком не быть, но позволил своему сердцу руководить всем, позволил ему ослепить меня. Я ведь никогда никого больше не полюблю, — скорее утверждает, чем спрашивает Чимин.