— Я сам растерян, — Чимин прокашливается, убеждает себя, что он должен быть сильным, должен ради Юнги, за них обоих, потому что Мин, ещё секунда, и по скамейке вниз пенящейся жижей потечет. Юнги своего состояния и скрывать не пытается, паника на его лице то ужасом, то отчаянием сменяется. Он продолжает пальцами края толстовки сминать, комкает в ладони и всё больше воздуха глотнуть пытается — как будто он не на улице сейчас находится, а в гробу заперт в двух метрах под землёй.
— Этого не должно было произойти, это неправильно, всё неправильно, — треснутым голосом говорит Юнги и жуёт свою нижнюю губу.
— Скажи ему, — выпаливает Пак и даже на ноги подскакивает. — Он же любит тебя, он сам говорил, и ты его любишь, скажи ему, что носишь его ребёнка, это всё поменяет, всё исправит!
— Но… — Юнги запинается, даже представить себе не может, как он такое Чонгуку скажет. — А вдруг он не поверит, вдруг…
— Ты идиот? — восклицает Чимин. — Мы живём в современном мире! Что значит, не поверит? Пусть сделает тест на отцовство. Ты должен сказать ему!
— Но…
— Никаких «но»! Звони ему!
— Я не смогу.
— Это ведь и его ребёнок, — Чимин вновь садится рядом с омегой. — Он должен знать, и потом, ты один с этим не справишься, тебе нужна его поддержка и помощь. Он с тобой в игры играет, вынуждает его любовником стать, скажи ему, что ты ждешь его ребёнка, открой ему глаза.
— Я, — у Юнги лёгкие судорогой сводит, он пару секунд отчаянно ртом воздух ловит, с трудом с панической атакой справляется и продолжает. — Я знаю, что должен, но я не вынесу, если он оскорбит меня или не поверит, не выдержу его укоризненного взгляда. Я с ума схожу.
— Пошли домой, — Пак хватает друга под локоть и тянет к тротуару, где стоит машина. — Мы не будем торопиться, я заварю чай, и мы всё обдумаем. Ты не просто беременный, ты беременный от волка, было бы хорошо и про риски узнать, ты же человек, в конце концов. Я за тебя больше боюсь, чем за этого ребёнка.
***
— Это именно тот случай, когда размер имеет значение, — Рен выставляет ладонь вперёд, показывая Чонгуку кольцо с крупным камнем на безымянном пальце. — Спасибо, любимый, — омега становится на цыпочки и целует альфу в щёку.
Чонгук о том, что он купил кольцо Рену, узнал только от своего банкира, а позже от отца, который решил всё-таки не тянуть с помолвкой и свадьбой.
— Смотрю на вас, не нарадуюсь, — Дживон встаёт с кресла и идёт к бару. — Предлагаю отпраздновать ваше обручение сегодня вечером ужином в кругу семьи, а в конце недели можно и приём закатить. Пусть весь Сохо знает о новой главной паре города, — восторженно заявляет мужчина.
— Слишком много вечеринок в последнее время, — устало говорит Чонгук и прислоняется к столу.
— Но любимый, — капризно дует губы Рен. — Это же раз и навсегда, это вообще событие века в Сохо. Не будь вредным.
— Ладно, организовывай, что хочешь, — отмахивается Чонгук. — У меня через полчаса встреча с учёными, есть какие-то пожелания? — обращается он к отцу.
— Господин Чон, вас срочно хотят видеть, — докладывает вошедший в кабинет секретарь. Чонгук думает, что это его люди, и просит проводить их в переговорную. Альфа, оставив Рена и отца, идёт на выход.
То, что в переговорной его ждут не работники, а Юнги, альфа понимает ещё в коридоре. Весь воздух в офисе пропитан запахом омеги. Чон влетает в комнату и сразу закрывает за собой дверь.
— Неужели ты, наконец-то, образумился, стал мозгами шевелить? — Чонгук идёт прямо к стоящему у стола парню. — Такой приятный сюрприз, каждое утро хочу с тебя начинать, — Чонгук становится вплотную, притягивает парня к себе и только сейчас замечает, что что-то не то. Юнги не огрызается, не дёргается, и вообще, омега бледный настолько, что сливается с белой футболкой, на нем надетой.
— Чонгук, — Юнги с трудом язык от нёба отлепляет, всё на ногах удержаться пытается. Юнги не спал всю ночь — они с Чимином рассмотрели миллион вариантов и в конце всё-таки сошлись на том, что Мин Чонгуку всё расскажет. Вот только сейчас, решившись приехать к Чонгуку, поднявшись на нужный этаж и стоя напротив альфы, Юнги понимает, что не может. Чонгук смотрит прямо в душу, и Юнги взгляд увести не может, у альфы в глазах похоть, сменяющаяся непониманием. — Нам надо поговорить.
— Говори, — мягко говорит Чон и проводит костяшками по скулам омеги, опаляет горячим дыханием, всё только усложняет. Зверь в альфе подбирается весь, внюхивается. Волк внезапно дёргается, Чонгук даже отшатывается, не понимая с чего это зверь вдруг взбесился, что за отчаянное желание между ним и омегой встать — будто защитить хочет. Самое странное от Чонгука же.
— Ты может и не поверишь, — Юнги, как провинившийся ребёнок, голову опускает, подол футболки теребит, мужества набирается. — Я и сам-то не могу поверить, — омега голову поднимает, вымученно улыбается.