Écrits

ИМЯ-ОТЦА (nom-du-père). Это понятие в некотором смысле происходит от мифического, символического отца из фрейдовских "Тотема" и "Табу". В терминах трех порядков Лакана оно относится не к реальному отцу, не к воображаемому отцу (отцовскому имаго), а к отцу символическому. Фрейд, говорит Лакан, был вынужден "непреодолимо связать появление сигнификата Отца, как автора Закона, со смертью, даже с убийством Отца, показывая тем самым, что хотя это убийствоявляетсяплодотворным моментом долга, через который субъект связывает себя на всю жизнь с Законом, символический Отец, в той мере, в какой он обозначает этот Закон, безусловно, является мертвым Отцом" (Écrits, "О вопросе, предварительном для любого возможного лечения психоза").

 

NEED (besoin). См. "Желание".

 

OBJETPETIT a. "a" означает "autre" (другой), это понятие было разработано на основе фрейдовского "объекта" и собственной эксплуатации Лаканом "инаковости". Маленькое "а" отличает объект от "Autre" или "grand Autre" (Другого с большой буквы) (и в то же время соотносит его с ним). Однако Лакан отказывается комментировать здесь оба термина, оставляя читателю возможность оценить эти понятия в процессе их использования. Более того, Лакан настаивает на том, что "objet petit a" должно оставаться непереведенным, приобретая, таким образом, статус алгебраического знака.

 

1

 

Стадия зеркала как формирующая функцию / как раскрывается в психоаналитическом опыте

Концепция зеркальной стадии, которую я представил на нашем последнем конгрессе, тринадцать лет назад, с тех пор более или менее утвердилась в практике французской группы. Однако я считаю целесообразным вновь обратить на нее ваше внимание, особенно сегодня, поскольку она проливает свет на формирование Я в том виде, в каком мы переживаем его в психоанализе. Это опыт, который заставляет нас выступать против любой философии, непосредственно исходящей из Cogito.

Возможно, кто-то из вас помнит, что эта концепция берет свое начало в одной особенности человеческого поведения, освещенной одним из фактов сравнительной психологии. Ребенок, в возрасте, когда он на какое-то время, пусть и ненадолго, уступает шимпанзе в инструментальном интеллекте, тем не менее уже может распознать в зеркале свое собственное изображение. Это узнавание проявляется в иллюминативной мимикрии Aha-Erlebnis, которую Келер рассматривает как выражение ситуативной апперцепции, важнейшей стадии акта интеллекта.

Этот акт, далеко не исчерпывающий себя, как в случае с обезьяной, как только образ был освоен и признан пустым, немедленно возобновляется в случае с ребенком в серии жестов, в которых он в игре переживает связь между движениями, предполагаемыми в образе, и отраженной средой, а также между этим виртуальным комплексом и реальностью, которую он дублирует - собственным телом ребенка, а также людьми и вещами вокруг него.

Это событие может произойти, как мы знаем со времен Болдуина, с шестимесячного возраста, и его повторение часто заставляло меня размышлять над поразительным зрелищем младенца перед зеркалом. Еще не умея ходить и даже вставать, крепко держась за какую-то опору, человеческую или искусственную (то, что во Франции мы называем "trotte-bébé"), он, тем не менее, в порыве ликующей активности преодолевает препятствия своей опоры и, зафиксировав свое положение в слегка наклоненном вперед положении, чтобы удержать ее во взгляде, мгновенно возвращает аспект изображения.

Для меня эта деятельность сохраняет тот смысл, который я придавал ей до восемнадцатимесячного возраста. Этот смысл раскрывает либидинальный динамизм, который до сих пор оставался проблематичным, а также онтологическую структуру человеческого мира, которая согласуется с моими размышлениями о параноидальном знании.

Мы должны понимать стадию зеркалакак идентификацию, в том полном смысле, который придает этому термину анализ: а именно, как трансформацию, происходящую в субъекте, когда он принимает образ - на предопределенность которой к этой фазе-эффекту достаточно указывает использование в аналитической теории древнего термина imago.

Это ликующее принятие своего зеркального образа ребенком на стадии младенчества, все еще погруженным в свою двигательную неспособность и зависимость от няни, казалось бы, демонстрирует в образцовой ситуации символическую матрицу, в которой Я осаждается в первозданном виде, прежде чем оно объективируется в диалектике идентификации с другим, и прежде чем язык возвращает ему, в универсальном, его функцию субъекта.