— Гречу с мясом, — не раздумывая выпалил Стас. — И супа грибного. И хлеба. С собой.
— У нас машина с товаром во дворе, — пояснил я. — Посторожим ночь, а завтра у тебя отдохнём. Если места есть, конечно.
— Гречка с мясом, суп грибной, на четверых! — без лишних предисловий прокричал метрдотель в окошко, соединяющее зал с кухней.
— Десять минут! — донеслось оттуда.
— Хм, — почесал щёку Стас, — впервые вижу за кабацкой стойкой человека, который делает больше, чем разговаривает.
— Чем платите? — немедля подтвердил тот озвученную характеристику.
— Семёрками.
— Сорок.
— Дороговато для разогретых недоедков, — достал Стас из подсумка магазин на тридцать. — В расчёте?
— Угу, — забрал плату наш немногословный кормилец и тут же приступил к её ревизии.
— Слушай, — облокотился я о стойку с быстро растущей шеренгой патронов, — а что за смурной тип в углу сидит?
— Пётр, — ответил метрдотель, не отвлекаясь от ревизии. — С утра до ночи тут пьёт. Мать у него недавно в бане угорела. После того и запил. А через это с женой поцапался. А та ему со зла возьми да ляпни, что это она дверь в баню доской подоткнула. А он с этим возьми да в милицию заявись — так и так, дескать, укокошила свекровь. Судили, повесили. Одна дочурка у него из всей семьи осталась. Три дня назад в реке нашли, с моста сиганула. А вчера утром пришёл, говорит — собака подохла, в дыру под порогом заползла да дух испустила, теперь полы вскрывать надо. К вечеру, пьяный в говно, вскрывать начал, керосинку разбил — избе пиздец, а с ней и хлев со скотиной погорел. Кое-как пожитки успел вынести. Теперь вот последнее пропивает. Ещё день-два и на паперть.
— Поди ж ты, напасть какая.
— Проклятие, не иначе.
— А знаешь, любезный, принеси-ка нам с Петрушей горячительного пол-литра, и закусить чего-нибудь. Не могу пройти мимо такого горя. Станислав, присоединишься?
— Отчего бы и нет. Две порции с собой, две здесь, — уточнил он заказ, и, прихватив бутылку со стопками, проследовал за мною в очаг безутешности.
— Чего? — без особого радушия встретил нас Пётр за своим столом, но сфокусировав мутный взгляд на сосуде с живительной влагой, вмиг подобрел и даже смахнул рукавом крошки.
— Мои соболезнования, — откупорил я бутылку и плеснул всем по пятьдесят. — Ну, земля пухом.
Петруша залил в себя самогон как воду, и снова наполнил стопки.
— Заезжие... — выговорил он с видимым усилием. — Это хорошо.
— Почему? — усмехнулся Стас.
— Местные со мной не пьют. Пролк... Прокл... ятия, суки, боятся, — осушил Петя стопку и ударил кулаком по столу. — Да и нахуй их. Сами-то откуда? — снова налил он себе.
— Отовсюду понемногу, — ответил я, прожевав взятый с тарелки огурец. — Колесим по земле родимой, несём людям радость.
— Хм, — поднял Пётр бровь, — циркачи что ли?
— Зачем циркачи? Барыжем в меру сил.
— А, жалко. Циркачей в детстве видал — дюже понравились. Жонглёры там, акробаты... Машке обещал показать... — Петины губы вдруг скривились и задрожали.
— Ну будет-будет, — потрепал я его по плечу и сунул в пятерню стопку. — Давай, царствие небесное.
— Ей же двенадцать всего было. Жизни не видала, — пустил он слезу. — Ай, пропади оно! — хлопнул Петя рюмашку и утёрся рукавом. — А всё я — дурак. Нахуя, спрашивается, с мусарней связался? Знал же ведь... Ох, ебанат. А они и рады. Им лишь бы вздёрнуть кого. Прости, Света. Прости дурака грешного.
— От этой братии добра не жди — что есть, то есть. У меня самого тут проблемка наметилась с вашими. Одноглазый один, на мосту дежурит — не знаешь, случаем?
— Одноглазый, говоришь? Со шрамом? — шмыгнул носом Петя.
— Через всю рожу.
— Знаю, — покивал Пётр, глядя в дно стопки. — Та ещё сука. Клещ — позывной. Виктор Клещук его звать.
— А живёт где? — спросил я и поймал на себе крайне неодобрительный взгляд Станислава. — Поговорить хочу.
— Да недалеко тут, на Матросова, возле пруда. Хорошо живёт, — оскалился Пётр злобно, — дом двухэтажный с мансардой, жена молодая, две дочки... — после чего снова всхлипнул и потянулся к бутылке.
— Вчетвером живут? — перехватил я вожделенный сосуд.
— Ну да.
— Дорогу покажешь?
— На пару слов, — дёрнул меня Стас за рукав.
— Позже, — вырвался я из цепких пальцев, но этого оказалось недостаточно.
— Ты какого хера творишь? — зашипел мне в ухо наш обладатель высоких моральных принципов. — По пизде всё пустить решил?
— Ты в деле, или нет?
— Даже не думай.
— Тогда расплатись за выпивку, а мы с Петей, — улыбнувшись, взглянул я на собутыльника, огорчённого прерванной дозаправкой, — воздухом подышим. Да, Пётр?
— Чё бы и не подышать? — проворочал тот заплетающимся языком.
— Это глупо, — не унимался Стас. — Ты всех подставишь.
— Скоро вернусь. Готовьтесь выдвигаться. И, — положил я руку Станиславу на плечо, — уедете без меня — будете оглядываться до конца жизни, что, впрочем, не так уж и долго. Давай, Петя, проветрим тебя чуток.
— А как же ужин? — обеспокоился метрдотель, глядя нам в спины.
— Навынос, всё навынос.