Еда и патроны. Прежде, чем умереть

Какими качествами нужно обладать, чтобы эффективно управлять людьми, манипулировать ими, подчинять своей воле? Умом? Пожалуй, что одного ума будет мало, если только вы не звезда шахматного клуба, вращающаяся в этом замкнутом мирке чудаковатых диссидентов объективной реальности. Нет, к уму должна прилагаться и сила в купе с решимостью. Из этих ингредиентов уже можно состряпать блюдо под названием — угроза. Угроза хороша. Люди, постоянно чующие угрозу, послушны, управляемы... до поры. Да, со временем всё приедается, становится будничным, перестаёт пугать. И в один прекрасный день, пресытившись, они отшвырнут миску с опостылевшей баландой... если её не сдобрить щепоткой харизмы. О, эта специя — редкая штука. Её не купить в бакалейной лавке, не развить, не выпестовать. С ней либо рождаются, либо — нет. Она сродни магии, волшебной ауре, мороку. Мощная харизма — дар пострашнее ума и силы. Она обезоруживает, ломает волю, и делает это с улыбкой, нежно, как роскошная блядь, затягивающая шёлковую ленту на твоей шее.

Наш долгий путь по мрачным коридорам окончился бронированной дверью с двумя караульными по сторонам, большой корзиной у стены и табуретом с парой свёртков.

— Всю одежду туда, — кивнул один из караульных на корзину.

— В смысле? — нахмурилась Оля.

— Дружище, — попробовал я воззвать к гласу разума, — понимаю, что вам тут скучно и одиноко, но нас уже так обшмонали, что мой застарелый простатит чувствует себя лучше, чем после врачебной мануальной терапии. Давай на этом и остановимся.

— Одежду в корзину, всю, — повторил караульный, подкрепив требование поднятым стволом, что немедля нашло поддержку среди трёх его коллег.

— Да что за хер этот ваш Чабан?

— Завали ебало и переодевайся!

— Ладно-ладно, — скинул я плащ. — Только предупреждаю — после того, что вы увидите, ваша жизнь уже никогда не будет прежней, а самооценка окажется на критически низком уровне.

— Я не стану перед ними раздеваться, — наморщила Оля носик. — Я о деле пришла говорить, а не оголяться на глазах у всякого сброда.

— Это лишь мера предосторожности, — поспешил заверить Гнутый. — Вы оставите свою одежду здесь, временно, а вместо неё наденете эти стерильные комбинезоны, — указал он на свёртки.

— Ладно, не ломайся, — аккуратно сложил я куртку. — Можно подумать, тебе впервой. Пускай ребята порадуются. Они, небось, со службой своей уже и забыли, как баба выглядит. Это ж пища для фантазий на годы вперёд! Друг другу хоть передохнуть дадут. Видишь, их тут парами расставили.

— За языком следи, — огрызнулся у меня за спиной изголодавшийся вуайерист.

— Дружище, я же не осуждаю. Поверь, мне доводилось видеть и пробовать такое, от чего ты будешь в горячечных кошмарах под себя ссаться, — снял я рубашку, скинул берцы, и взялся за ремень. — Ну, все готовы? Если нет — вам же хуже. Раз, два... Три! Вот такие вот дела ребята, да. Теперь живите с этим. Детка, комбез подай.

Ольга, смерив меня оценивающим взглядом, бросила один из свёртков.

— О, жёлтенький, — развернул я спецодежду, — тебе пойдёт. Ну, давай, закончим с этим и перейдём уже к делам.

Оля беззвучно выругалась и, под пристальном взглядом пяти пар глаз, расстегнула куртку.

А, дьявол, кого я обманываю. Шести пар. Но в своё оправдание могу сказать, что использовал в основном боковое зрение. Да... До тех пор, пока из всего гардероба на ней не остались брюки и майка. Клянусь, когда Оля расстегнула ремень и её длинные тонкие пальцы вытянули наружу нижний край этой болотного цвета тряпицы, беспомощно прикрывающей молодое горячее тело, вокруг повисла такая тишина, что сглатывание слюны прозвучало, как выстрел. Оля потянула майку вверх, и направленные в её сторону стволы бессильно опустились, будто уравновешивая подъём иных орудий. Господи, да ни одна икона, ни одна молитва не убедит в существовании Бога лучше, чем это. Совершенство, исключительный симбиоз силы и красоты. Когда поднявшаяся вместе с майкой коса упала на плечо, а затем, словно бурный горный поток, обрушилась на грудь, между двумя белоснежными идеальной формы холмами, во рту пересохло и у меня. Но когда Оля наклонилась и спустила брюки вместе с исподним... О, даже мешковатый комбинезон не смог скрыть моего восхищения. Что до остальных — никогда прежде я не видел, как пятеро взрослых мужиков краснеют и мнутся, забыв, что слизистую на глазах нужно иногда увлажнять. Когда Оля вынимала ногу из брюк, склонившись чуть ниже, чем необходимо, и её сосок коснулся бархатной кожи бедра, у одного из бдительных стражей случился самопроизвольный выстрел, сопровождающийся резким спазматическим выдохом. Но то, что при иных обстоятельствах вызвало бы хохот и подъёбки, сейчас не заставило никого даже повернуть голову. Ольга не спешила. Её движения были плавными и выверенными до миллиметра. Она точно знала, что делает. И ей это нравилось.

— Вы как, друзья? — поинтересовался я самочувствием подохуевшей публики, когда Оля, наконец, застегнула на себе комбинезон. — Всё нормально? И не спешите менять бельё, мы ещё вернёмся.