Один из караульных, не проронив ни звука, потянул за ручку громоздкого запирающего устройства, и герметичная, похожая на корабельную, дверь со скрежетом отворилась.
Мы с Ольгой поочерёдно переступили высокий порог и очутились в царстве белоснежного кафеля. Дверь за нашими спинами, немедля закрывшись, восстановила герметичность. Небольшое квадратное помещение, со сторонами метра в три, было разделено прозрачной перегородкой, вероятно, из толстого стекла. В нашей половине стояли четыре стула, белые, как и всё, кроме нас. Противоположная половина была совершенно пуста, если не считать вторую дверь — без порога — в боковой стене, сливных отверстий в полу, вытяжек и динамиков под потолком, как и у нас.
— Похоже на операционную, — заметила Оля.
— Ага. А ты знаешь на кого похожа? — развеселила меня неожиданно родившаяся в голове аналогия.
Оля сделала лицо, а-ля «Боже мой, дай угадаю»:
— На цыплёнка?
— Нет.
— Тогда сдаюсь. Говори.
— На покойника в химзащите.
— Ладно. Теперь я, видимо, должна спросить — почему на покойника? Хорошо. Почему на покойника?
— Потому что без противогаза! Ха!
— Знаешь, шутник из тебя так себе.
— А вот и нет. Просто, у тебя туго с чувством юмора.
— Как скажешь.
— Нет, правда, чего ты вечно такая смурная? Хочешь, мужика тебе найдём? Вон, — кивнул я на дверь, — там очередь из желающих поднять тебе настроение.
— Спасибо за заботу, — ответила она, и мне показалось, что в этих словах просквозила обида.
— А что не так?
— Знаешь, Кол...
Но Олину отповедь на взлёте сшиб скрежет отпираемых запоров, транслируемый на нашу половину через динамики.
Дверь за стеклом отворилась, и в комнату въехал человек на коляске. Въехал сам, без посторонней помощи, при этом ни руки, ни ноги у него не двигались. Видимо коляска была непростая, даже без учёта того, что снизу у неё крепились два баллона, похожих на газовые, а справа, позади спинки, торчал штатив с капельницей. Сидящий на коляске человек был одет в красный домашний халат, ноги его были укрыты клетчатым пледом, а лицо — маской, от которой к баллонам тянулся гибкий шланг. Седые давно не стриженые волосы падали на костлявые плечи. Человек был очень стар. Или так казалось, из-за его болезни? А уж в том, что он болен, сомневаться не приходилось. Хоть человек и старался держаться ровно, было заметно, что это даётся ему с трудом. Проехав в центр своей половины, он развернул коляску к нам и снял маску.
Мы с Ольгой переглянулись, и я решил взять слово первым:
— Так это вы Чабан?
Человек поморщился и указал дрожащим пальцем вверх:
— Чуть потише. Здесь чувствительные микрофоны. И да, я именно тот, с кем вы должны были встретиться. Прошу, — сделал он жест рукой в нашу сторону, — присаживайтесь, мне так будет удобнее.
Он улыбнулся стариковской улыбкой, и паутина морщин окутала его серые глаза. Лицо Чабана напоминало карандашный рисунок — сухое, с тонкими острыми чертами и выдающимся далеко вперёд носом, но отчего-то оно не казалось отталкивающим или угрожающим, как большинство подобных физиономий. Наоборот — при взгляде на него хотелось завязать разговор.
— Я представлял вас...
— Несколько иначе, — закончил за меня Чабан, понимающе кивая. — Да, лет пять назад ваши ожидания бы оправдались. Но не сейчас, увы. А вот я представлял вас себе именно так. Благо, в ваших описаниях недостатка нет.
— Полагаю, — взяла слово Ольга, — наиболее свежие описания вы получили от двух наших отбившихся товарищей.
Чабан усмехнулся и, закашлявшись, поднёс маску к лицу, подышал, после чего вернул её на колени:
— Не думаю, что мне пришло бы в голову назвать этих молодых людей вашими товарищами. Но да, мы с ними говорили о вас. Они не были уверены, что вы появитесь в городе вместе, но предполагали, что найдёте друг друга здесь. Один из них — Станислав, кажется — был не слишком доволен такой перспективой и корил второго за... Как же он выразился? Соплежуйство. Да, за соплежуйство. Как мне показалось, он желает вам смерти, обоим.
— Пустое, — отмахнулся я. — Он всем желает смерти, это нормально.
— Вот как? — снова улыбнулся Чабан, и его глаза, выглядящее удивительно молодыми на этом морщинистом лице, весело заблестели. — Вижу, вам повезло с... товарищами.
— Редко кому выпадает удача знаться с такими замечательными людьми, — согласился я.
— Давайте ближе к делу, — влезла в нашу приятную беседу Ольга со своим занудством. — Чего вы от нас хотите?
— Того, — развёл Чабан руками, — что вы лучше всего умеете.
— И кого нужно убить?
— Вы не из тех, что ходят вокруг да около, верно?
— Я бы поддержала светский разговор, но время поджимает.
— Понимаю. Однако, здесь понадобится небольшое предисловие, потому как дело весьма деликатное.
— Деликатность — наше второе имя, — заверил я.