Он выглядел уставшим, и я понимала, почему. В последнее время они много ссорились с мамой, из-за их совместной работы во фракции и из-за меня. Какими бы разными мы ни были с родителями, я была им дорога, как и они мне. Как бы ни была высокомерна и заносчива мать, она была матерью, и своеобразно, но любила меня. После ухода Кинана она возлагала на меня надежды, но видела, что я их не оправдаю, а потому, чем меньше времени оставалось до Церемонии, тем больше она переживала.
Отец тоже не оставался равнодушным, и — пусть руководствовался он не тщеславием, как мать — тоже не хотел, чтобы я уходила. Впрочем, он уважал мой выбор, каким бы он ни был, и я была ему за это благодарна.
Подавшись этому внезапному порыву, я бросилась к нему и крепко обняла.
— Эд, послушай меня, доченька, — зашептал он, уткнувшись подбородком мне в голову. — Куда бы ты ни отправилась, какую бы фракцию не выбрала, и каких бы успехов там ни добилась, помни, кто ты на самом деле. Я не о том, что родилась ты в Эрудиции. Я о том, какой ты человек. Никогда не изменяй себе, никогда. Фракция выше крови, да. Кинан это доказал, докажешь завтра и ты. Но Фракция не превыше человека. А мы прежде всего люди, а не разделенные на стада животные. Никогда не забывай, что ты — человек.
Он отступил на шаг и, разомкнув объятия, взял в ладони моё лицо и заглянул в глаза. Они у нас одинаковые — зеленые с яркими желтыми крапинками вокруг зрачков и темно зеленым ободком вокруг радужной оболочки.
— И будь счастливой, Эдана. В чем бы твоё счастье ни заключалось: в любви, в семье или в карьере, будь счастлива.
Он опустил руки, и его лицо приобрело обычное серьезное выражение. Уже привычным строгим голосом, лишенным нежных ноток, он добавил:
— Поторопись, не то опоздаешь.
Слова отца почему-то посеяли во мне волнение, а потом ещё и мать вдогонку пожелала дрогнувшим голосом удачи.
========== Глава 2. Пожар. ==========
Спустя несколько часов, заходя в кабинет для теста, я понимала, что едва контролирую себя, от адреналина пружинило все тело, а мысли путались.
Первое приглашение сесть в кресло я не расслышала. Поэтому девушка в белом жилете — одна из Искренних — нетерпеливо повторила:
— Садись в кресло. Да поживее.
Кресло не внушало доверия: угловатое, явно твердое, со свисающими с подголовника связками проводов. Понятно было, что их все присоединят ко мне, и что они связаны с двумя компьютерами, перед которыми сидела Искренняя. Но вовсе непонятным было то, как сканирование моего сердцебиения и активности мозга поможет определить мою предрасположенность к той или иной фракции.
Я осторожно села, словно боясь, что кресло завалиться под моим весом, или провода обовьются вокруг шеи и задушат. Но как только я опустилась на твердую поверхность, вдруг дрожь в коленях прошла.
Ну и что? — ясно прозвучало у меня в голове. Что изменится? Тест лишь покажет мои способности, но они — не осознанный выбор, а лишь природные данные, развитые или приглушенные моей деятельностью.
Закрыв глаза, я откинулась на спинку. Тест не изменит ничего, и ничего нового показать не сможет.
Когда я открыла глаза, я полагала, что увижу склонившуюся надо мной девушку из Искренних, она даст мне что-то выпить или сделает укол, но ничего подобного не произошло. Более того, девушки в белом не было, как не было и комнаты, как, впрочем, не было и кресла. Я не лежала, я стояла, прижавшись спиной к шершавому стволу дерева.
Дерево было одним из множества в лесу, стволы некоторых из них обвивали странные растения, вроде лиан. Сами деревья были высокими и крепкими, их кроны обвисали под тяжестью листвы и странных желтоватых плодов. Трава вокруг них была сухая, желтая, примятая, кое-где даже виднелись черные неровные волны, словно совсем недавно тут прошелся огонь.
— Помогите! — крикнул кто-то рядом и, повернувшись на голос, я с удивлением отметила, что дерево, на которое опиралась я, было одним из многих, высаженных в ровный ряд. И нет, я вовсе не оперлась на дерево, я была к нему привязана. Мои руки были плотно прижаты к стволу, почти обхватили его, крепко спутанные плетущимся растением. Ко всем деревьям в этом ряду были привязаны люди, и на мгновение показалось, что это все те, кого вместе со мной вызвали на тест. Но, приглядевшись, я понимаю, что эта посадка едва ли не бесконечная, и тянется она не только по правую сторону от меня, но и по левую. Откуда-то с краю доносится истошный вопль, по всей шеренге привязанных проносится испуганный шум, и словно шелест в деревьях, прокатывается хриплое и безысходное: «огонь».
Огня ещё не видно, но я верю, что скоро — очень скоро, возможно — он будет тут. Поверить в это меня заставляют черные угольные разводы на высохшей траве.
Дерево не загорится быстро, говорю я себе, пытаюсь себя успокоить. Оно живое, оно растет, оно полное воды, оно не загорится быстро. Оно будет тлеть. Последняя мысль словно отсекает острым лезвием все надежды спастись. Следующая мысль выносит смертный приговор: оно будет тлеть, выделяя ядовитый газ, если огонь не сожжет твою одежду, а затем и тебя, ты умрешь, задохнувшись.