Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна!

Рут Каминска:

Администратор попросил нас быстро упаковать вещи и быть готовыми к отъезду через два часа. «Не задавайте никаких вопросов. Это приказ».

Специальный самолет доставил оркестр назад, на побережье Черного моря, в Сочи, под проливным дождем. Мы промокли до нитки еще до того, как сели в машину, которая доставила нас в гостиницу «Приморская»…

Через некоторое время в гостиницу влетел администратор с местными начальниками и, не снимая плаща, начал обсуждать что-то с управляющим гостиницы, куда-то звонить, затем выскочил из гостиницы, вернулся вновь, еще больше промокнув, снова обсуждал что-то с начальниками и снова куда-то звонил. Никто не смел задавать ему никаких вопросов. Мы никогда не видели его таким растерянным. Пробегая мимо нас, он крикнул на бегу: «Как только вам дадут ключи, распакуйтесь, сидите в номере и ждите».

Мы распаковали вещи, но отдохнуть не смогли. Всё время кто-нибудь стучал в дверь, пытаясь узнать, нет ли новостей. Чтобы скоротать время, начали играть в карты. Вскоре почти весь оркестр оказался в нашем номере…

Через некоторое время дверь отворилась и вошел администратор. Бледный и усталый, мокрый с ног до головы, он прошептал: «Товарищи, нас сюда привело очень большое событие. – Мы так и думали. – Завтра, – он остановился, – завтра у нас будет концерт, товарищи, который, который…» Одна из девушек помогла ему снять плащ, первый скрипач вскочил и подал стул, Эдди протянул рюмку коньяка. Через несколько минут он пришел в себя и смог говорить уже спокойнее. «Завтра вы должны быть в лучшей форме. Отдайте весь свой талант. Мобилизуйте все свои возможности. А теперь идите в номера и постарайтесь хорошо отдохнуть за ночь». Он еще долго сидел в луже, которая образовалась от воды, стекавшей с его одежды, пока все не разошлись. Тут у него дрогнули губы, и он заплакал: «Эдди Игнатьевич! Рут Зигмундовна! Завтра будет самый великий день в моей жизни, в нашей жизни. Больше я ничего не могу сказать».

…К утру всё высохло, и солнце ярко светило. Наши техники целый день просидели в театре. Нас должны были проводить туда в 5.30. Предупредили: «Возьмите свои паспорта».

Вечером у входа каждого отдельно проверяли офицеры НКВД и люди в штатском. Один офицер сличал нас с фотографиями на документах, другой тщательно осматривал содержимое сумок и карманов, а третий отмечал наши имена в списке. Когда нам наконец разрешили войти в театр, атмосфера была настолько напряженной, что мы старались не разговаривать друг с другом даже в гримуборных.

Наступило время выступать. Зажгли прожектора. Подняли занавес. Перед нами был пустой зрительный зал. И только плотно закрытые шторы в ложах по обе стороны от сцены говорили о том, что это не была какая-то злая шутка.

Любому актеру – и особенно артисту музыкального ревю – нужен живой зритель. В течение двух часов наши шутки не вызывали смеха, а за песнями и музыкой следовала тишина. Когда наконец затихли последние вибрирующие звуки меди и занавес опустился, не последовало никаких выходов на поклон. Мы покинули театр в понуром молчании.

В ту ночь никто из нас не спал. Некоторые потихоньку стучались в дверь, чтобы обменяться шутками и расшевелить нас, но их юмор оказался бессильным.

Наш администратор, так и не удосужившийся зарезервировать для себя комнату, сидел у нас в номере в плаще и шляпе. Он стучал пальцами по столу и всё больше действовал нам на нервы. Время от времени он вскакивал, шагал по комнате, заложив руки за спину, а иногда снимал шляпу, чтобы почесать голову. «Ах, как хотелось бы мне напиться», – неоднократно повторял он.

В 6 часов похоронная атмосфера была нарушена телефонным звонком. Мы вскочили. Администратор трясущимися руками схватил трубку. Его первое приветствие застряло так глубоко в горле, что он задохнулся, закашлялся и снова повторил его. Затем снял шляпу, вытер платком лоб и затылок и встал навытяжку.

– Да, товарищ, – прошептал он. – Да, товарищ… – Благодарю вас… Огромное спасибо…

Повесив трубку, он еще долго стоял молча, уставившись на телефон. Затем он произнес тихо: «Мне было сказано, что хозяину концерт понравился. – Затем, как бы став выше, он громко сказал: – Теперь мы по-настоящему в деле».

Так никогда нам никто и не сказал, что мы выступали перед Иосифом Сталиным – Хозяином…