Эдельвейсы — не только цветы

— Вечеряйте, ему оставим, — рассудила девушка и, положив на ломоть хлеба кусочек сала, отодвинула в сторону. — Придет и поест.

За речкой треснули сучья, показалась фигура Зубова. Он подошел к костру и, увидев новые лица, потянулся дальше от света.

— Ходишь-бродишь, — проворчал Вано.

— Будь они прокляты, твои ягоды! — послышалось в ответ. — Чуть было шакалам на ужин не угодил. Километров пять отмахал, пока на огонек не выбрался.

Наталка вздрогнула, услышав знакомый голос. Неужели тот, что в Выселках?.. Голос вроде его. И тут, словно подтверждая ее догадку, Серко зарычал в темноту, где сидел солдат. Егорка схватил пса за ошейник:

— Что ты, дурак, это же свой.

Наталка подвинулась ближе к костру, притихла.

Над горами сгущалась ночь.

Все улеглись, и лишь Донцов, приняв дежурство, мерно прохаживался в сторонке. Лейтенанту не спалось. «Прошли километров двадцать, — думал он. — До Сухуми — двести. Продуктов почти нет… Что будет завтра, через неделю?.. Дальше, в горах, безлюдье, ледники, холод… Может, остановиться?.. Должны же здесь быть войска или партизаны. В крайнем случае, создать свой отряд… Вот только рана… Но что рана? Война без ран не бывает».

Он уже пробовал ступать на раненую ногу, больно, но вроде терпеть можно. День-дна, пусть даже неделя — полегчает. Сегодня, перевязывая рану, лейтенант убедился — пуля не задела кости. Повезло. Если бы тогда сразу наложить жгут, наверное, уже ходил бы…

Серко насторожил уши.

— Сергей Иванович, на тропе люди, — зашептал Донцов, нагибаясь.

Лейтенант приподнялся.

— Навстречу… И если что — сигнал!

Встал и Пруидзе. Наталка, оказалось, тоже не спала. Шурша палаткой, заворочался Зубов. Один Егорка, умаявшись за день, по-детски разбросав руки, сладко посапывал на траве.

Зубов изредка поглядывал на девушку. Не сказать, что он боялся встречи с нею. В чем она может обвинить? Да и станет ли обвинять, не постесняется ли? Чепуха все это!.. Важнее другое: часа два назад отсюда, с гор, радировал Хардеру. С радиограммой, наверное, уже ознакомился и Фохт. Пусть знают: путь свободен… Рацию пришлось оставить за речкой. Так безопаснее: уснешь, а этот чертов грузин ревизию в мешке наведет.

Донцов доложил: приближается группа солдат.

— Наши, — заявил он. — По разговору ясно.

Ждать пришлось недолго: на поляну один за другим стали выходить военные. У одних через плечо скатки, другие вовсе без шинелей. Но оружие, кажется, у всех. Острый глаз лейтенанта заметил: есть даже один «дегтярь». Что ж, неплохо.

— Отдать швартовы! — выкрикнул кто-то.

— Да тут, смотрите, занято.

— Места на всех хватит. Эй, у костра, пускаете на квартиру?

— Мы свои хоромы не запираем, — отозвался Головеня. — Располагайтесь, как дома.

Некоторые из подошедших ложились на траву и тут же засыпали. Иные, сидя в сторонке, грызли сухари. Двое подсели к костру, начали сворачивать цигарки.

— Откуда, друзья? — спросил лейтенант.

— Известно откуда: от войны бежим, — невесело пошутил тощий солдат.

Шутка задела лейтенанта за живое: горькая правда была в ней. «В самом деле, — подумал он, — там идет война, а мы… Если все уйдут, что же тогда будет?»

— Здравия желаю, товарищ лейтенант!

Головеня обернулся и сразу узнал остроносого стрелка, с которым вместе лежал за насыпью, у переправы.

— Друзья, выходит, встречаются вновь? — улыбнулся он.

— Так точно, товарищ лейтенант.

Солдат опустился на траву, положил рядом винтовку.

— Там, у переправы, и представиться некогда было. Подгорный моя фамилия. Ефрейтор Подгорный, — и, подсев ближе, продолжал: — Вы тогда, товарищ лейтенант, на пароме остались, а я, как услышал жужжит, — бултых в воду!.. Течение отнесло. Ничего, выплыл. А вот сержант… — Подгорный запнулся.

Головеня понял, что он говорит о Жукове: сержантов там больше не было. Однако расспрашивать не стал: будь сержант жив, Подгорный сам об этом сказал бы. Перевел разговор на другое: спросил, есть ли у солдат продукты, нет ли раненых… Оказалось, что продуктов самое большее на два-три дня… А легкораненых двое.

— Как-нибудь дойдем. На передовой труднее было и то выжили, — заявил один из бойцов.

— А что думает командир? — спросил Головеня.

— Какой командир?.. У нас — анархия! — горько признался Подгорный. — Сколько раз говорил: давайте выберем командира. Так нет, на смех поднимают… Гуси вон когда летят, и то вожака имеют. А мы — всяк сам по себе…

— А дед разве не командир? — вмешался солдат с басовитым голоском. — Все время впереди!

— Что за дед?

— Генерал.

— Дед, а дед, на линию огня! — пробасил тот же голосок.

Среди лежавших поднялась невысокая фигура:

— Чего там еще?

— Быстро, лейтенант вызывает! — подзадорил кто-то.

Старик подошел к костру, и тут Наталка, молча прислушивавшаяся к разговору, вдруг вскрикнула, бросилась к деду:

— Родненький мой!..

Старик прижал ее голову к груди:

— Ось дэ ты, перепелка. Так и знав — в горы полетишь. Да куда ж еще, как не в горы? Теперь всем одна дорога… Ну, добре, добре… — и он погладил ее по вихрам, как ребенка.