Эдельвейсы — не только цветы

— А знаешь, Вано, на кого ты сейчас похож? Помнишь кинофильм «Абрек Заур?» На него, на абрека Заура! Посади тебя на коня, дай саблю в руки — чистый абрек. Ей-богу.

Сравнение понравилось солдату, он заворочался, пытаясь приподняться, но вдруг застыл от боли.

— Какой там Заур, встать не могу, — еле выдавил он.

— И не надо вставать. Я тоже таким был, не то что встать, головы поднять не мог, а теперь, видишь, хожу. Скоро выпишусь!

— Мать у меня здесь, — тихо сказал Вано. — Старая…

— Может, письмо написать? А то лучше Наташа домой сходит. А?

— Здесь Наташа?

— Здесь, — улыбнулся лейтенант. — И не только она. Донцов здесь.

— Степан жив?

— Живехонек, — лейтенант подсел ближе. — Только вот задержали его. Неразбериха какая-то… Я не верю, чтобы он сделал что-нибудь плохое. Не такой это человек. Скорее, не уступил какому-нибудь тыловику: язык у него, сам знаешь, как топор — не говорит, а рубит. Вот и решили припугнуть хлопца. Но такого не испугаешь, — лейтенант помолчал немного и заключил: — Донцова с музыкой бы встречать надо, цветы ему преподносить…

Со здоровьем Вано Пруидзе было пока неясно. Порой он чувствовал себя неплохо, но вдруг подступала боль, и тогда, стиснув зубы, он тяжко стонал. Врач уверял, что нет ничего страшного. Но где найдешь такого врача, который бы сказал больному всю правду? Таких врачей нет и, наверное, никогда не будет. И не потому, что не хотят, им просто не дано на это права. Если даже человек умирать будет, и тогда врач не скажет ему об этом, а непременно станет утешать, подбадривать: крепись, мол, дружище, все идет хорошо.

— Вот ты и крепись, — оказал Головеня. — Черт не выдаст, свинья не съест.

Через два дня лейтенант пришел к Вано вместе с Наталкой. Девушка улыбалась и очень смешно рассказывала о том, как, увидев впервые Пруидзе (это было на хуторе), испугалась его. А почему, и сама до сих пор понять не может.

Огонек дружбы снова вспыхнул.

17

Головеня открыл дверь, собираясь выйти на прогулку, но, услышав голос диктора, читавшего сводку Совинформбюро, остановился. В сводке подводились итоги боев за неделю, сообщалось о провале коварных планов немецкого командования.

Подойдя к Тереку, фашисты намеревались форсировать его и, развивая наступление, нанести удар по столице Азербайджана — Баку. Бакинская нефть не давала им покоя. Не только промыслы, но и сам город были разбиты на секторы, которые распределялись между высокопоставленными немецкими генералами. Одним из претендентов на жирный кусок был командир 23-й танковой дивизии генерал фон Мокк.

Прибыв на Кавказский фронт из Франции, он развил бурную деятельность. Решив, что он, а никто иной, первым войдет в Баку, генерал не замедлил заверить в этом фюрера.

Шесть дней и ночей рыскала дивизия фон Мокка вдоль Терека, пытаясь найти слабое место в нашей обороне и переправиться через него.

Но пока генерал гонял дивизию туда-сюда, советские воины не дремали. Спохватился фон Мокк на седьмой день, а танков почти нет. Герои обороны Терека не только метко стреляли из орудий, но и ловко поджигали бронированные чудовища бутылками с горючим.

Так бесславно сгинула мокковская танковая дивизия.

С хорошим настроением вышел из палаты Головеня. Рядом, шурша галькой, плескалось море. Веселым, озорным казалось оно сегодня. И появилось желание — дотронуться, поговорить с ним. Опустился на корточки: «Ну, здравствуй!» — и не успел опомниться, как ощутил на себе соленую россыпь брызг. Вздрогнув, откинулся назад, но волна опять настигла его.

Отряхнувшись, лейтенант загляделся на море. Кажется, ничего особенного: вода, однообразие, а вот смотрел бы и смотрел, не отрываясь. Море! Кто не задумывался, стоя перед ним, не восхищался его могучей силой и переменчивой красотой!

Здоровье Головени почти восстановилось: еще немного — и выпишут из госпиталя. Хватит, повалялся: пора на фронт. Медленно шел берегом, вдыхая свежий морской воздух. Жалко, Наташа на работе, как хорошо бы побродить вместе с нею! О Наташе сокровенные мысли: любит ее, не может представить своей жизни без нее. Наташа придет к нему вечером. Но до вечера еще так долго. Хотелось увидеться сейчас, сию минуту. «А что если махнуть к ней? Вот удивится!.. Рискнуть, что ли? — спросил сам себя и тут же ответил: — Да, собственно, риска никакого. Разве что на обед опоздаю».

Повернув к скверу, Головеня увидел солдата. Тот стоял у изгороди, что-то рассматривая. В фигуре, в том, как он отставил ногу, упершись руками в бока, угадывалось что-то знакомое. А может, просто показалось? Лейтенант подошел ближе:

— Зубов? — удивился он.

— Здравия желаю, — как ни в чем не бывало козырнул тот.

Нелегко было Головене произнести слово «здравствуй», но произнес. Произнес так, как будто все, что было в Орлиных скалах, забыто и он ничего об этом знать не желает.

— Вы похудели, товарищ лейтенант.

— А вы поправились, — еле сдерживаясь, ответил Головеня.

— Радость у меня: полк нашелся!