Эдем

Остальные трое спали целый день. Когда они проснулись, смеркалось. Они пошли прямо в библиотеку. Она представляла собой кошмарное зрелище. Столы, пол, все свободные кресла были завалены грудами книг, атласов, открытых альбомов, сотни исчерченных листов валялись под ногами, вперемешку с книгами лежали части приборов, цветные гравюры, консервные банки, тарелки, оптические стекла, арифмометры, катушки, к стене была прислонена доска, с которой стекала вода, смешанная с меловой пылью, толстый слой засохшего известкового порошка покрывал пальцы, рукава, даже колени Физика, Кибернетика и Доктора. Они сидели напротив двутела, заросшие, с покрасневшими глазами, и пили кофе из больших кружек. Посреди библиотеки, там, где раньше стоял стол, возвышался ящик большого электронного калькулятора.

– Как дела? – спросил Координатор, остановившись на пороге.

– Великолепно. Мы согласовали уже тысячу шестьсот понятий, – ответил Кибернетик.

Доктор встал. На нем все еще был белый халат.

– Они вынудили меня к этому. – Доктор показал на двутела. – Он облучился.

– Облучился?! – Координатор шагнул внутрь. – Что это значит?

– Прошел через радиоактивное пятно в проломе, – объяснил Физик.

Он оставил недопитый кофе и опустился на колени у аппарата.

– У него уже на десять процентов меньше белых телец, чем семь часов назад, – сказал Доктор. – Гиалиновая дегенерация – совсем как у человека. Я хотел его изолировать, ему нужен покой, но он не хочет лежать, так как Физик сказал ему, что это все равно не поможет.

– Это правда? – повернулся Координатор к Физику.

Тот, не отрываясь от гудящего прибора, кивнул головой.

– И его нельзя спасти? – спросил Инженер.

Доктор пожал плечами.

– Не знаю! Если бы это был человек, я сказал бы, что у него тридцать шансов из ста. Но это не человек. Он становится немного апатичнее. Но, может быть, это от усталости и бессонницы. Если бы я мог его изолировать…

– Ну что тебе нужно? Ты ведь и так делаешь с ним все, что хочешь, – сказал Физик, не поворачивая головы.

Забинтованными руками он все еще копался в приборе.

– А с тобой что случилось? – спросил Координатор.

– Я объяснил ему, каким образом он подвергся лучевому поражению.

– Ты так подробно объяснял?! – крикнул Инженер.

– Пришлось.

– Случилось то, что случилось, – медленно сказал Координатор. – Хорошо ли, плохо ли, но это так. Что теперь? Что вы уже знаете?

– Многое.

Заговорил Кибернетик:

– Он уже усвоил массу наших символов – главным образом математических. С теорией информации, можно сказать, покончено. Хуже всего с его электрическим письмом: без специального аппарата, мы не могли бы этому научиться, а у нас нет ни такого аппарата, ни времени, чтобы его сделать. Помните трубки в их телах? Это просто устройство для письма! Когда двутел появляется на свет, ему сразу же вставляют такую трубку – как у нас когда-то протыкали девочкам уши… По обеим сторонам большого тела у них есть электрические органы. Поэтому корпус такой большой. Это как бы мозг и одновременно плазменная батарея, которая передает заряды непосредственно «пишущему каналу». У него канал кончается проводками на воротнике, но это у всех по-разному. Писать они, конечно, должны учиться. Эта операция, практикующаяся уже тысячи лет, – только подготовительный шаг.

– Значит, он действительно не говорит? – спросил Химик.

– Говорит! Кашель, который вы слышали, и есть речь. Одно покашливание – это целое предложение, произнесенное с большой скоростью. Мы записали кашель на пленку – он раскладывается на спектр частот.

– А! Так это речь, основанная на принципе частотной модуляции звуковых колебаний!

– Скорее шумов. Она беззвучна. Звуками выражаются исключительно чувства, эмоциональные состояния.

– А эти электрические органы – служат ли они им оружием?

– Не знаю. Но можно его спросить.

Кибернетик наклонился, вытащил большой чертеж, на котором был изображен схематичный вертикальный разрез двутела, указал на два удлиненных сегментных образования внутри него и, приблизив рот к микрофону, спросил:

– Оружие?

Репродуктор, установленный с другой стороны, напротив лежащего двутела, застрекотал. Двутел, который чуть приподнял малый торс, когда вошли новые люди, некоторое время оставался неподвижным, потом закашлял.

– Оружие – нет, – глухо заскрипел репродуктор. – Много оборотов планеты – когда-то – оружие.

Двутел кашлянул.

– Орган – рудимент – биологической – эволюции – вторичная – адаптация – цивилизация, – мертво, без всякой интонации проскрипел репродуктор.

– Ну-ну, – буркнул Инженер.

Химик слушал, зажмурив глаза.

– А, значит, действительно! – вырвалось у Координатора. Он сдержался и спросил: – Что представляет собой их наука?

– С нашей точки зрения она странная, – сказал Физик. Он поднялся с колен. – Никак не убрать этого проклятого скрипа, – бросил он Кибернетику. – Огромные знания в области классической физики. Оптика, электричество, механика в специфическом соединении с химией – что-то вроде механохимии. Там у них любопытные достижения.

– Ну?! – рванулся вперед Химик.