— Можешь уходить куда глаза глядят. Я понял — это ни твоё сражение, ни твоя война. Ты не собираешься защищать честь своего рода и своих людей, ведь по масти ты не больше, чем предатель! — муравей-вождь сплюнул в лицо пятившемуся во тьму дезертиру. — Для тебя нет ничего святого, нет простого понимания что хорошо, а что плохо. Для тебя грабить и убивать других, чтобы твоему пузу было довольно и сытно — это вся мораль. Проваливай, жалкий трус! Иди и дальше занимайся тем, чем Сатана одарил.
Солдат исчез во тьме, более ни сказав не слова. И только ветер облетел две фигуры, по-прежнему оставшиеся подле ярко пылающего, танцующего невероятные танцы, костра.
— Всегда найдётся тот, кто не будет сражаться за твою правду. Этот солдатик даже не понимает какой смысл кидаться в бой. Не сердись на него, ведь каждый боится за свою шкуру. И ты тоже. — по-доброму, как мог, улыбнулся Саркис. — Ваши различия только в том, что один верит правде, а другой её либо не замечает, либо и вовсе её не видит.
— Ты прав. — нарушил своё молчание Маврикий. — Я не должен на него обижаться или ненавидеть. Такова жизнь…
Звёзды еле просвечивали сквозь плотный магический барьер. Только небольшое неясное свечение достигало обитателей Чёрного града… Их лишили даже этого.
— Чёрт, звёзд не видно. И никогда не было видно. Он отрезал нас от всего мира… Просто падаль! Но ничего. Я помню, видел на ночном небе необыкновенный серебряный полумесяц — мы его луной называли. — Саркис в ответ молча кивнул, подсаживаясь поближе к костру. — Есть луна, а есть солнце. Солнце — это жизнь. Луна — это её непродолжительная остановка. Так было всегда… Я хочу сам зажечь солнце, я устал чего-то ждать и на что-то надеяться. Солнце же может и вовсе не зайти… Знаешь, нам наверное придётся это сделать для победы!
Войско притихло и сейчас солдаты по большей части ели, пили, общались, кто-то позволил себе захрапеть, уткнувшись носом в противную грязную землю. Флейточка ушла на покой да и костры потихоньку начинали затухать, сжигая последние оставшиеся дрова и ветки. Тишина и ночь воцарились на поле и Маврикий с сожалением понял, насколько готовящееся решение было неправильным по отношению к его уставшим воинам.
Под молчаливым волчьим взглядом муравей-вождь достал длинную медную трубку, оканчивающуюся огромным раструбом, обхватил её и как следует дунул, пробуждая к жизни всех, кто имел несчастье заснуть.
Пение облетело весь лагерь воинства, пока каждый муравей не посмотрел в сторону сверкающей в свете огня медной трубы, пока не увидели гордую фигуру главнокомандующего, что истошно звал на помощь.
— Мы не будем ждать яркое красивое небесное светило, мы сами станем им. Ведь до тех пор, пока не падёт цитадель врага, мы не увидим рассвета. Однако он не за горами! Я это знаю!
Саркис махнул рукой на речь Маврикия. Он не хотел вслушиваться в какой-то бред от муравья. Единственное, что он сделал, так это только вяло спросил:
— Выдвигаемся?
Муравьи с первого и единственного медного полузвука потушили костры и начали собирать растеленные прямо на земле одеяла, подушки и прочий спальный хлам. Они были готовы к этому, они знали что отдых — не больше чем мечта:
— Да, маг. Эдемский маг. Мы выдвигаемся в путь!
Глава 26
В ушах звенели колокола, а в глаза ударила тьма. Голова налилась жгучей болью, кожа напузырилась и покрылась огромными волдырями. Хотелось кричать, но горло не позволяло издать и лёгкого звука.
Мягкие шаги Мартена были не слышны. Гордо воздев спину прямо и с жалостью смотря на сына, глава Церкви Сатаны решительно подходил к лежащему телу. Вырывавшаяся из-под заперти сила Мартена кое-как упорядочилась, словно сладкая конфета оборачиваясь в яркий фантик.
— Если ты не будешь настолько открыто выступать против этого не самого плохого в мире места, то сможешь полюбить и привыкнуть к нему много быстрее. Я не хочу поднимать на тебя руку, ведь ты мне дорог и расставаться ещё и с тобой я не собираюсь… И так жизнь отобрала у меня слишком много и многих… Я не позволю лишать себя последнего ценного человека, последнего родного и… кхм… любимого. — шагая тише кошки, тощий маг подбирался к сыну под неотрывными взглядами миллионов рабов, отошедших куда-то во тьму страшной цитадели.
«Значит… Это я ему обязан жизнью… Это он дал мне тот защитный амулет… Кхе, значит он меня ещё и спас…» — мысли не клеились, оглушаемые ужасающим звоном в ушах. Однако он начинал чувствовать, сквозь все страдания, сквозь всю боль и слабость, он чувствовал злость и неопределённость…
— Я даже дистанционно спас твою жизнь и контролировал её. Это из-за моего письменного гаранта ты стал башенным магом, создал неплохую карьеру и заработал деньги своей любимой матери… Я её любил. Любил эту глупую шлюху. Но она только и могла что изменять, унижать и отказывать в наших с тобой встречах. И ты всего этого не знаешь и никогда бы не узнал, если б я не убил свою любимую, красивую и сексуальную тварь… Она всегда была против нас с тобой, Демьян.