Никто и не посмотрел в сторону маленького странного рогатого парня. Будто не видя ни его лица, ни его страданий, чётко написанных на нём, они проходили мимо, спеша по своим делам и думая только о своих заботах. Никому не было дело до мелкого рогатого Эрика, испачканного в грязи подъезда, заплаканного и жалкого парня, на жизнь которого было всё равно даже одинокой пьющей матери. Кассандра единственным настоящим сыном считала водку, а на Эрика не хватало ни денег, ни терпения, ни желания быть рядом.
Мартен побрёл вместе с толпой, ступая своими маленькими ножками так быстро, чтобы поспеть за взрослыми ступнями, дабы не раздавило.
Солнце яркой точкой высилось над городом, пробуждая к жизни его обитателей. Каждый был обязан встать в такое замечательное утро. И ведь для кого-то оно было и впрямь замечательным…
Всхипывания парня и растирание лица будто никто и не замечал. Ни один взгляд не был брошен на маленького плачущего одинокого человечка, трясущегося от ужаса, тоски и одиночества. Люди, словно манекены, будто самые настоящие восковые фигуры проносились по бокам и их глаза были либо пусты, либо глупы, либо и вовсе безумны…
Все куда-то спешили, бежали. Бежали и утром и днём, да и вечером улица была также запружена будто бы немым манекенным народцем. Прохладный ветерок обдувал лёгкую домашнюю одежду Эрика, забирался под неё и тискал молодое, пока ещё нежное тело. Слёзы прекратились, ведь плакать отныне было незачем. Всё самое худшее было позади, Мартен верил в это.
«Так холодно… Мне бы немного тепла. Хоть чужого. Крова бы, постель, хоть не свою, но просто… Почувствовать себя человеком… Почувствовать рядом с собой живых настоящих людей… Поужинать тёплым только что испечённым хлебом и испить студёной водицы — разве я прошу так много?…»
Главная улица наконец закончилась. Дорога сошла на нет, уступив своё место обычной протоптанной ногами пыльной тропинке; многоэтажные кирпичные однотипные здания сменились богатыми на первый взгляд коттеджами и садами; поток людей иссяк, превращаясь из необъятного моря в небольшой канальчик.
«А тут красиво — наверняка и люди лучше. Я был бы не прочь пожить тут с мамой…» — горестно подумал парнишка, снова всхлипывая и стирая рукавом показавшуюся из края глаза большущую слезу.
Солнце, напоминая гигантский футбольный шар, закатывалось за горизонт, заставив тени удлиняться на сухой, уставшей от жары, земле.
Кулачки Эрика поспешили ударить в первые попавшиеся двери небольшого домика, но в ответ прозвучало лишь что-то недовольное.
— Опять там всякие гады ползают… Пошли прочь отсюда! — сказал грубый голос откуда-то из глубины дома.
Мартен сглотнул, совершенно не ожидая такую грубость и ярость от совершенно незнакомого человека.
Собравшись с мыслями мальчик всё-таки осмелился попросить:
— Пустите пожалуйста внутрь… Дядя, я совсем один… У меня никого и ничего нет. Я хочу поспать… — Эрик не удержался и начал всхлипывать, всё ещё не веря что всё это происходит с ним и происходит конкретно сейчас. — Я не стану мешать, я не стану…
Дверь грозно отворилась, заставив мальчика припасть на зелёную мягкую траву. Из дома выскочил большегрудый рослый мужчина, обросший щетиной да малость посидевший:
— Ты? Я узнал тебя. Уже и мамка тебя бросила, заметила наши косые взгляды… Уходи отсюда в жопу, глупый чертёнок. Сгинь в канаве, у нас от тебя одни проблемы. — Эрик опешил, широко раскрытыми глазами взирая на свою последнюю надежду. — Кражи, недуги, эпидемии и убийства — рогатая дрянь, это же ты в этом виновата! — мужчина сделал шаг, схватил бедного парня за чёрный выступающий рог и потряс его, как следует плюнув парню в макушку. — Не было б тебя здесь… Твои рога вина всему… Сын дьявола, бесполезный говнюк, отродье Сатаны! Так о тебе думают все! Понимаешь? Все! — тело Эрика было откинуто хорошим ударом в грудь. — Уходи отсюда прочь и не смей ухудшать нашу жизнь и дальше. Иначе… следующий мой удар может стать твоим концом. Обещаю!
Вольной походкой мужик вошёл в дом, заперев дверь на засов, напоследок пробурчав ещё что-то недовольное.
Тишина тут же окутала одиноко петляющую тропинку. Люди давно были в своих домах, в окружении любимых, в тепле да в уюте.
— Почему все так думают? — пробормотал уставший плакать и горевать Эрик. — Что я успел такого совершить? Хотя… Им же тоже плохо, как и мне. Видимо я… Видимо я действительно всё порчу, приношу всем бедствия и смерть. Тогда всё верно, в таком случае они правы! — бедный заплаканный мальчишка смотрел на своё ободранное одеяние, не в силах снова не плакать. Тело вздрогнуло от молниеносного порыва холодного пробирающего до самых костей ветра, руки обхватили выпирающие тощие колени, а лицо было так несчастно…
Эрик Мартен был совсем один, на природе, возле такой же как и он одинокой дорожки, и никому он был не нужен. Сын Дьявола, реинкарнация Сатаны и просто сын смерти — так о нём думали абсолютно все вокруг. Глупость и суеверия. Суеверия и глупость. Желание сделать из невинного ребёнка по-настоящему весомый фундамент для прикрытия чужих ошибок, слабостей и грехов.