— Присоединишься ко мне? Саркис, наши пути едины. Мы один человек, мы Клейтон, мы одни такие в этом мире. И творить новое мироздание должны особые люди, выдающиеся, способные изменить порядок, создать что-то абсолютно новое и прекрасное. В этом и смысл, маг, я не понимаю почему ты отвергаешь собственную судьбу, — в голосе Клейтона и вправду чувствовались нотки непонимания и даже горечи. Братья не могли быть безразличными друг к другу, как не скрывай свои истинные эмоции и мысли под довольной маской циничного, эгоистичного изверга, каким пытался казаться Демиург.
— А я не понимаю тебя. Не понимаю, как можно было жертвовать всеми родными, близкими, своими воспоминаниями, своим прошлым, жертвовать непричастными людьми… Я не могу принять тебя как жестокого убийцу и преступника, не таким ты был в райском саду. Этому тебя научило человечество, да? Использовать, обманывать и убивать? Ты как дикий зверь, Клейтон, а твоя рука — это рука животного, хищника, лишённого чести, достоинства, чувств и совести. Ведь совесть в лице меня ты потерял ещё давно, во времена бессмысленного мятежа, бесцельного бунта.
— Всё. Мне надоели твои слова. Ты повторяешься и несёшь одни только глупости, Саркис. Впрочем как обычно, ты всегда несёшь одну только ересь, — обманывал самого себя златовласый красавец, махая головой и перекрикивая разбушевавшегося Саркиса. Саркиса, который лишился своей последней магии и сейчас беспомощно стоял перед своим врагом, перед своим лучшим другом и частичкой самого себя, перед своей личностью и разумом, без которых совесть была попросту не нужна. Совесть, существующая только чтобы вовремя подвесить человека вверх ногами и устроить настоящую взбучку, устроить с человеком настоящую битву, от которой совесть без ума, ведь она живёт от одной тяжёлой битвы к другой. Саркис и вправду не мог без Демиурга, а Демиург без него вполне себе мог оставаться Клейтоном, оставаться самим собой, ведь бессовестные чудовища тоже являлись людьми…
Глава 13
Броня полностью покрыла тело Клейтона. Он смотрел безразлично, но твёрдо и уверенно, как смотрел на мир всегда.
— Сейчас я тебе покажу, Саркис, что такое безграничная мана. Наслаждайся и завидуй, братик, — мятежник и предатель вновь натянул свою улыбку, взмахнул тонкими белоснежными руками и его фигура раздвоилась, потом от второй фигуры отделилась ещё одна. Демиурги выстраивались в один сплошной ряд и каждый из них был полон тёплой, густой маны.
Клейтонов был десяток, может чуть больше, и все они хохотали, как до битвы, как до решающего сражения. Хохотали, ибо на поддержание клонов нужно было просто громадное количество магии. А если каждому из них позволить двигаться, идти в атаку — на такое количество заклинаний магии бы не хватило ни у одного магического артефакта в мире. Те же лица, те же улыбка и мимика, те же почерневшие гордые крылья, делающие настоящего преступника ангелом — клоны были сделаны с филигранной точностью.
— Впечатлён, не правда ли? — каждый клон двигался по-своему, они были живые, могли сами принимать решения, сражаться, размышлять. — Ты отвергаешь меня? Не дашь мне и шанса доказать свою правоту?
Эдемский маг стиснул зубы, сжал кулаки, плюнул себе под ноги и медленно, пошатываясь, без какого-либо ответа пошёл вперёд, пошёл на Клейтона. Его не пугала смерть, не пугала боль и чужая сила, Саркис всегда шёл до самого конца. И будь что будет, таково было нерушимое правило богатыря…
Клоны вытянули руки, как по команде. Целая небольшая армия златовласых магов, полностью облачённых в свой золотой доспех, была готова ударить в любой момент. И даже демоны притихли, начиная разбредаться по столице и искать свою следующую жертву. Это была не их война, здесь им делать было нечего, и они уходили, повернувшись спинами к Саркису и множеству довольных мятежников, тяжело вдохнувших и принявших нелёгкое решение.
— Прости меня, — печально начал говорить Клейтон. — Я так хотел, чтобы ты пошёл со мной. Но увы ты непоколебим и именно в этом твоя сила. Ты не хочешь посмотреть правде в глаза, ты не хочешь узреть во мне нового Бога, Отца нового мироздания. Ты застрял в прошлом, ты живёшь в прошлом, ты часть того невинного райского сада. Я понимаю тебя и признаю твою силу, брат… Прощай, мой необычный друг… Друг, с которым я любил общаться в той высокой, красивой эдемской беседке. Друг, что пытался исправить меня, искренне пытался сделать мне лучше, сделать добро для старого мира… Несмотря на наши разногласия, я правда люблю тебя, Саркис… — губы Клейтона дрожали, лицо исказилось печалью и скорбью. Он помнил Эдем и не мог больше смотреть на лицо настоящего брата, друга и соратника.
Десяток лучей вырвались из ладоней клонов, вырвался луч и из подставленных рук настоящего Клейтона, Демиурга, златовласого красавца, горестно смотрящего в землю, не в силах видеть муки своей совести, своего Саркиса.