EDEN

Порой мне кажется, что я похоронена заживо, и лежу в гробу глубоко под землей.

Мне приходится напоминать себе, что я еще жива, и это просто наваждение, и мое сердце до сих пор бьется, а кровь теплым потоком струится по венам. Я не мертва. Я лишь ощущаю себя мертвой.

Но от этого мне не становится легче. Возможно, если бы я хотела жить, я могла бы радоваться каждому вдоху, но я не хочу — и поэтому не могу.

* * *

Ай!

Задохнувшись от боли, хватаюсь за живот, а затем делаю несколько глубоких размеренных вдохов.

Боль постепенно отпускает.

Резко повернувшись, спешу в туалет и запираю за собой дверь, чтобы убедиться: это именно то, о чем я думаю (на что надеюсь)…

Но нет. Наверное, стоит радоваться, потому что мне не придется в очередной раз использовать туалетную бумагу не по прямому назначению.

С глубоким вздохом оправляю платье и возвращаюсь в комнату.

Спокойно. Ты просто голодна; ты же ничего сегодня не ела.

Усевшись за трюмо и крепко вцепившись в край столика, пристально вглядываюсь в зеркало, в большей степени отвлекая себя от вороха мыслей, чем действительно озаботившись своей внешностью.

Кто эта девушка? Бледное уставшее лицо, потухший взгляд, темные круги под глазами, бескровные губы и спутавшиеся волосы.

Боже, неудивительно, что он не приходит! Кто бы… никто и никогда не захочет это.

Дверь со скрипом открывается.

Вскакиваю, оборачиваясь, и сердце готово выскочить из груди, когда я замечаю бледную кожу и светлые волосы…

Но это не он. Это его сын.

Тяжело опускаюсь на стул, разочарованно выдыхая.

Знаю, что все хорошо. Он ничего не помнит о нашей последней встрече, — я вижу это в его глазах, в том, с какой неприязнью и отвращением они смотрят на меня, но былой жгучей ненависти в них нет.

— На что уставилась? — прищурившись, огрызается он.

— Ни на что, — отрицательно качаю головой.

Ухмыляясь, он окидывает меня взглядом с головы до ног.

— Выглядишь чертовски паршиво, — он усмехается. — Начни уже, что ли, следить за собой.

Молчу. Нет смысла отвечать.

Он вопросительно приподнимает брови.

— Нечего сказать, грязнокровка? — глумливо тянет он. — Впервые за семь лет!

С трудом сдерживаю себя, чтобы не ощетиниться в ответ на его издевательства: в памяти еще свежи недавние события — не стоит вновь играть с огнем, — а еще у него есть палочка. Мне не обыграть его, имея в арсенале только слова.

— Что ж, — тем временем продолжает он, — наверное, тебе будет интересно узнать, что я кое-кого привел.

Он отступает чуть в сторону, пропуская в комнату Рона.

Чувство вины охватывает меня, когда тот поднимает голову: не улыбается и не хмурится. Просто… он здесь. Тот самый Рон, которого я когда-то знала, вот только лицо его теперь такое безжизненное.

— Даю тебе час, Уизли, — злобно скалится Драко. — Так что не трать время зря. Почему бы тебе не развлечь Грэйнджер э-э-э… увлекательной беседой?

У Рона чуть дергается глаз, и больше он никак реагирует на колкость Малфоя.

— Боже мой, какая славная компания у вас подобралась, — ехидно улыбается Драко.

И, прежде чем выйти из комнаты, бросает:

— Наслаждайтесь обществом друг друга!

Мы остаемся наедине. Снова. И впервые с той ужасной ночи, когда между нами все было уничтожено.

Я знаю, почему он здесь: наверняка Люциус сказал Драко, что нам снова можно видеться, и Рон может навестить меня.

Он действительно очень хочет избавиться от меня, раз позволил нам с Роном увидеться.

С минуту, кажущуюся мне вечностью, Рон смотрит на меня, а я размышляю, что сказать. Тысячи фраз проносятся в голове, и я обдумываю каждую, но в итоге отметаю все до единой. Мне нечего сказать, чтобы разрядить атмосферу.

Мну в руках подол платья.

— Как ты? — все, на что я в итоге оказываюсь способна.

Глупый, дурацкий, идиотский вопрос. Да что со мной, черт побери?

— Нормально, — натянуто отвечает он. — А ты?

— Хорошо, — для пущей убедительности киваю головой, словно китайский болванчик.

Больше нам нечего сказать. Пауза затягивается — тяжелая, удушливая.

— Мы так давно не виделись… — глубоко вздыхаю. — Я волновалась за тебя…

— Неужели? — на секунду в его глазах полыхает пламя, но тут же гаснет.

Плотно сжимаю губы.

Пожалуйста, прошу тебя, не надо меня ненавидеть.

Он вздыхает, приступ ярости определенно прошел.

— Я хотел навестить тебя, — начинает он, глядя в пол. — Прости, что не получалось. Я много раз просил их, но мне не разрешали.

С облегчением выдыхаю: если он хотел увидеть меня, значит, вовсе не ненавидит…

Так ведь?

— Я знаю… — он хмурится, все еще не поднимая глаз от пола. — Знаю, что это… он не позволял нам видеться.

От стыда у меня краснеют уши.

— Но я правда не знаю, почему он разрешил сейчас, — рассуждает он дальше. — Я уже было начал сомневаться, что это когда-либо произойдет.

Я должна сказать ему. Он заслуживает этого, тем более, он наверняка хочет знать.

Но почему тогда так сложно открыть рот и произнести это вслух?

Сцепляю пальцы в замок и судорожно заламываю их.

— Мы… мы не… встречаемся… больше.

Встречаемся? Что за ересь?

Он поднимает на меня взгляд, и в его глазах мелькает что-то… самая мучительная, безжалостная и беспощадная из всех эмоций — надежда.