Eden (ЛП)

Не верю. Нет. Я допускаю, что навоображала себе кучу всего, но это не имеет никакого отношения к будущему. Человек сам строит свою судьбу — вот во что я всегда верила.

«Не все пророчества сбываются», — сказал когда-то Гарри профессор Дамблдор.

Звук открывающейся и закрывающейся двери заставляет сердце пуститься в галоп.

Поднимаю голову: на его лице ни тени эмоции.

Потому что ему так нужно.

Выражение его лица не меняется при виде меня, сидящей на полу с пустым взглядом.

Он прочищает горло.

— Ты уже… — он медлит, а затем встряхивает головой. — Все закончилось?

Смотрю на него, не зная, что ответить. Правда его уничтожит.

Как и он уничтожил тебя.

Я не такая, как он: мне не доставит удовольствия разрушить его мир. Хотя, наверное, должно бы, но нет. Я не буду от этого счастлива.

Больше не буду.

…прежде чем умру, позволь увидеть, как страдает Люциус Малфой. Позволь рассмеяться ему в лицо, пока он будет корчиться у моих ног. Боже, прошу, позволь увидеть его боль и муки, и благодарности моей не будет предела…

Если честно, когда я шептала эту молитву, то имела в виду совсем не то, что происходит сейчас. Тогда я думала о море крови, бесчисленных темных заклинаниях и его бесконечном унижении.

Но не об… этом.

— Ну? Все кончено, грязнокровка?

Невольно бросаю взгляд на пол чуть правее него: его глаза широко распахиваются, когда, проследив за ним, он видит осколки стекла и подсыхающую вокруг них жидкость.

Несколько раз он глубоко вздыхает, и воздух вырывается из его легких неровными хрипами, словно Люциус пытается обуздать свою ярость. Поспешно поднимаюсь на ноги, готовясь к… чему-то.

Он поворачивается ко мне с выражением…

Поначалу мне кажется, что это ненависть, но затем я понимаю: это обыкновенный гнев, а с ним уже легче справиться. Не ненависть. Не думаю, что он когда-нибудь сможет снова ненавидеть меня, даже если я окончательно сломаю ему жизнь и уничтожу его честь.

— Что ты наделала? — горячо шепчет он. — Глупая, глупая девчонка, что же ты наделала?

Напрягаюсь от его слов.

— Я не ребенок, Люциус, — взрываюсь в ответ. — И кому, как не тебе, прекрасно об этом известно, — язвительно заканчиваю я.

Его лицо озаряется вспышкой… гнева. Или вины? В конце концов, я еще очень молода. Даже слишком молода для него, и не думаю, что он когда-нибудь забывал об этом.

Он сжимает и разжимает кулаки.

— Чем ты думала? — шипит он, распаляясь все больше. — Как могла оставить это… эту мерзость жить?

Проглатываю злость и боль.

— Я не могла сделать это, Люциус, — отвечаю ему ровно. — И следи за словами, ты все-таки говоришь о своем ребенке.

Он кривится в отвращении, подходит ко мне, хватает за плечи и встряхивает несколько раз.

— Боже, да ты хоть представляешь, что будет, если ты его оставишь? — на одном дыхании выпаливает он. — Я никогда не считал тебя глупой, но сейчас ты кажешься такой же безмозглой, как и весь остальной маггловский сброд…

Гнев закипает во мне, и я сбрасываю руку Люциуса.

— Я прекрасно понимаю, что будет, мерзавец! — повышаю на него голос. — Если Волдеморт узнает об этом, он сразу поймет, кто отец ребенка, и убьет нас. Уж поверь мне, я много размышляла над этим в последнее время.

Остановившись, перевожу дыхание.

— Но я не могу, — заканчиваю шепотом. — Я пыталась, и даже почти хотела, но так и не смогла. Это же часть меня и… и часть тебя.

— Ты придаешь этому слишком большое значение, — глядя на меня, произносит он. — Это же просто ребенок. Дети не стоят тех неприятностей, что приносят, уж мне ли не знать.

— Только ты забываешь, что этот ребенок не плод чистокровного брака, заключенного из кастовых соображений, без любви.

Голос дрожит от переизбытка эмоций, и я не знаю, почему говорю все это, но — черт его задери! — к этому шло, и я не верю, что ему все равно!

Он тяжело вздыхает, плотно сжимая губы.

— Я не… — он осекается, и я безотчетно протягиваю руку, касаясь его лица.

— Люциус, разве ты не знаешь, что значишь для меня?

На мгновение мне кажется, что он собирается ответить: выражение его лица такое странное: словно одна его часть жаждет произнести слова, а другая — размозжить мою голову о стену, прежде чем я ляпну что-нибудь еще. Его глаза сверкают, и у меня мелькает мысль, что он собирается меня поцеловать.

Но он лишь закрывает глаза и с выражением непереносимой муки на лице стряхивает мою руку.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — открывая глаза, спрашивает он. — Умер за тебя? Однажды ты сказала, что твое единственное заветное желание — увидеть мою смерть. Получается, это твоя месть, грязнокровка?

Боль захлестывает меня, как цунами.

— Нет, — шепчу я. — Конечно, нет. Ты знаешь, что это не так.

— Ну а мне почему-то кажется, что так, — жестко бросает он. — У тебя был выбор: моя жизнь или жизнь твоего ребенка. Ты выбрала последнее.

— Но… — меня охватывает отчаяние. — Но все не обязательно должно быть именно так! У нас есть выход…

— Например? — издевательски спрашивает он.

С трудом сглатываю и пытаюсь быть разумной. Последовательной. Вновь стать той, кем я была когда-то — девочкой, которую он уничтожил.