Eden (ЛП)

Делаю глубокий вдох и продолжаю.

— Думаю… думаю, Эйвери стер мне память, — выпаливаю на одном дыхании. — Но я не знаю, какие воспоминания он уничтожил… я видела только что… я видела…

Закрываю глаза, устало качая головой.

— Не помню! Не могу… пытаюсь, но не получается. Я лишь помню, как он произнес: «Обливиэйт»…

Люциус цедит проклятия, и, открыв глаза, я вижу, что он отвернулся. Он думает. И думает лихорадочно.

Очередной порыв ветра потревожил листву деревьев, но на этот раз ветер принес с собой ледяной холод, а шелест листьев звучит как никогда зловеще. Наш маленький райский уголок разрушен Эйвери, который, подобно мерзкой змее, опутывает нас своими кольцами.

— Что собираешься делать? — тихо спрашиваю Люциуса.

Он бледнее обычного. От страха…

Протянув руку, беру его за отворот рубашки. Вздрогнув, он судорожно вздыхает и притягивает меня к себе, крепко обнимая.

— Я что-нибудь придумаю, — шепчет он. — Обещаю. Не беспокойся. Верь мне.

Прячу лицо у него на груди.

— Я верю тебе, — шепчу в ответ.

Глава 45. Назад к истокам

«— Что значит быть на самом дне? Ты этого боишься? —

В лицо смеялась она мне.

— Я — нет. Упав, теперь живу в огне». — Сильвия Плат, «Вяз» (пер. kama155)

Реверсия (сущ.) — возврат в первоначальное состояние.

Что ж, хотя бы не придется больше жить в этой комнате.

Равнодушно осматриваю ее, разглядывая каждую трещинку на полу и в стенах, деревянную дверь, мерцающие свечи.

Нет, я не буду скучать. Ни по комнате, ни по воспоминаниям, которые она хранит, словно ящик Пандоры.

Воспоминания… Голова полна ими, и только они не дали мне окончательно сойти с ума.

И за последние несколько часов к ним добавилась еще парочка; их-то я и прокручиваю в голове снова и снова…

* * *

— Уверена, что больше ничего не помнишь?

— Я же сказала — нет.

— Совсем ничего? Выражение его лица, или… может, он еще что-то сказал…

— Я бы не стала такое утаивать?

— Бога ради, Гермиона!

— Слушай, я стараюсь изо всех сил, но, клянусь богом, ничего больше не могу вспомнить!

— Итак, давай проясним: ты помнишь, как он стер тебе память, так?

— Да. Но было что-то еще, я уверена… только вот картинка постоянно ускользает!

— Хорошо, успокойся. Я тебе верю. Как он выглядел? Что было в его глазах?..

— Ты же знаешь, какой он.

— Знаю, черт его подери. Полностью закрыт ото всех, невозможно понять, о чем он думает…

— Ну да, именно так окружающие вас воспринимают.

* * *

Он сказал: «Через несколько часов». Несколько часов. Уже прошло гораздо больше…

По спине пробегает холодок — знакомое ощущение, — уже давно я не чувствовала подобного. Жуткое предчувствие, что случится что-то непоправимое…

Во время своего заточения я отлично выучила, что значит страх. Те, кто не живет с этим чувством изо дня в день, никогда не сможет по достоинству оценить хотя бы один день без него. Они воспринимают отсутствие страха как данность. Они привыкли, что их не трясет как в лихорадке, что тело не ломит от постоянного напряжения и ожидания, а их разум не замутнен всевозможными ужасами. Для них кошмары — это нечто, выбивающееся из привычной им картинки идеального мира, что-то неправильное, то, что редко с ними происходит. Им не приходилось просыпаться каждую ночь от звука собственных рыданий и стонов.

Страх — мощнейшее оружие из всех. Уважение, ненависть, любовь — ничто в сравнении с ним. Только страх способен по-настоящему держать людей в узде…

Да, Эйвери не единственный, кого я боюсь.

Но этот страх особенный — чистейший, первосортный ужас. Ситуация обостряется еще и тем, что я точно знаю, чего ожидать. Но я должна пройти через это. Иначе будущего у нас нет…

* * *

— Все будет хорошо, правда? По-другому ведь не может быть?

— Ты действительно в это веришь?

— А что мне еще остается?

— Господи, помоги нам… А если он уже знает? Мы должны узнать, что он с тобой сделал, и только тогда сможем разобраться, как действовать дальше.

— Слушай… там, в саду, ты сказал, что хочешь пойти со мной.

— Да.

— Ну, тогда… почему бы нам просто не… сбежать? Сегодня. Мы будем уже на другом конце страны к тому времени, как они узнают, что мы сделали…

— Нас мгновенно выследят. Если сбежим вместе, они сразу поймут, почему, и не успокоятся, пока не найдут нас.

— Но они все равно будут нас искать, если ты будешь со мной.

— Не обязательно. Я должен обдумать… Так, слушай меня: я не хочу решать, как действовать дальше, пока не узнаю, что произошло.

— Но мы же теряем время, ожидая непонятно чего!

— Это не «непонятно что»! Я не могу разрабатывать план, пока не узнаю всех влияющих факторов. Иначе я рискую подвергнуть нас ненужной опасности, а без веской на то причины я этого делать не стану.

— Отлично, ну и как ты собираешься выяснить, из-за чего он стер мне память?

— Не знаю… не могу сосредоточиться…

* * *

Он здесь.

Напряженно смотрит на меня, в лице — ни тени эмоций. Так нужно.