Эдера 2

Скорее — своей собственной страсти к Эдере, страсти всепоглощающей и безраздельной, которая буквально захватила все его существование.

А-а-а, будет, что будет.

Обратного пути уже нет.

Во всяком случае он, Отторино дель Веспиньяни, его не видит...

Стало быть, он будет бороться за любовь, за свою до любовь до конца — и, если он уже выбрал этот путь, то не надо брезговать ничем, теперь, как говорится, все средства хороши. Тем более, что этот Джузеппе Росси — порядочный проходимец — ведь, если быть откровенным, он, Отторино, недооценивал его; думал так мелкий и скользкий мошенник, а оказалось...

Да, ведь он действительно умен — умен, коварен, хитер и расчетлив, он умеет наносить точные удары исподтишка, когда никто их не ждет.

Значит, надо быстро изменить ориентацию, надо постараться использовать коварство и изворотливость Джузеппе себе на пользу.

Довольно любить все человечество, пора обратить внимание и на себя, довольно прекраснодушествовать, надо заниматься собой, устраивать свою жизнь.

А для этого надо попробовать извлечь выгоду из той ситуации, которая сложилась в Палермо.

Но как?

Не все ли теперь равно?

Да, теперь после того, что произошло в Палермо, после того, как Андреа Давила попал в тюрьму, теперь все средства хороши.

Граф подошел к двери и проверил, плотно ли она закрыта, после чего, усевшись за стол и усадив рядом с собой Джузеппе, произнес более миролюбиво:

— Хорошо, давай поговорим...

Росси понимающе улыбнулся.

— Всегда готов с вами поговорить, дорогой синьор дель Веспиньяни...

Отторино понял, что на этого мелочного человека может подействовать только очень грубая лесть.

И потому он начал так:

— Да, Джузеппе, ты действительно умен... Куда умнее, чем я когда-то предполагал...

Росси сделал протестующий жест.

— Ну что вы!..

Слова графа ему явно польстили.

— Хочешь сказать, что ты — глупец? — спросил Отторино, вопросительно посмотрев на собеседника.

— Всему, что у меня есть, в том числе и некоторой сметке, я обязан только тому времени, которое провел рядом с вами,— тут же нашелся Джузеппе.— Только благодаря вам, синьор дель Веспиньяни, проявились мои лучшие качества...

И он просительно, заискивающе посмотрел в глаза своему патрону.

Любой другой человек наверняка бы принял излияния в любви и преданности за чистую монету, любой бы другой — но только не Отторино.

За семь лет он отлично выучил Росси, он знал, чего могут стоить его слова.

Но, оказывается, не до конца — иначе бы он так не промахнулся...

После недолгой паузы граф продолжил:

— Да, Джузеппе, тебе не откажешь в отличных аналитических способностях, ты, как я понял, прекрасно разбираешься в людях... Ты знаешь и то, чего не написано в книжках... Но, Джузеппе, дело в том, что когда-то я уже однажды поверил тебе... Ты тоже обещал многое, очень многое... И что же получилось?.. Ты обманул меня.

— Вы про карты?

— И про карты тоже, — сказал Отторино таким тоном, что Росси понял: он, его патрон, также знает о нем многое, очень многое — гораздо больше, чем можно было бы предположить.

— Так что же? Карты — это безделица, это пустяк... Карты — это одно, а ваши поручения — это совершенно другое... Карты — это не более, чем моя маленькая слабость — у кого их не бывает? Ведь я же живой человек, синьор дель Веспиньяни! А работа, служба у вас...— Росси облизал пересохшие от волнения губы.— Ведь я еще ни разу, я никогда вас, синьор дель Веспиньяни, не подводил... Вспомните, тогда, в Милане... Или ту историю перед свадьбой, когда вы отправили меня успокаивать вашего отца...

— Ценю твои заслуги, — в тон ему ответил Отторино, — но, все-таки, замечу, что ты делал их не из любви ко мне, а из любви к деньгам, то есть — далеко не бескорыстно ... Не так ли?

Росси потупил взор.

— Никакие деньги не прельстили бы меня, синьор, если бы меня попросил бы кто-то другой... Я ведь повторяю — все, что я делаю — только для вас. Ведь вы для меня...— он запнулся, подыскивая наиболее удачное словечко, наиболее сладкое для уха лестное определение и, не найдя ничего более подходящего, продолжил: вы ведь для меня, как старший брат... Нет, нет, вы, синьор дель Веспиньяни, для меня словно настоящий отец... Строгий и любящий.

— Избавь меня Бог и Пречистая Дева от таких родственников,— брезгливо поморщился Отторино. — Если бы мы с тобой были бы даже дальними родственниками, я бы или повесил тебя на рее «Ливидонии», или бы удавился сам от тоски...

— О, синьор, если бы вы знали, какие сыновьи чувства я питаю к вам,— не унимался Джузеппе, несмотря на то, что «сын» был всего на пять лет моложе «отца».

Отторино сделал вид, что не расслышал этой фразы Джузеппе.